Барби-волшебница и лес - [2]

Рядом с дедом валялась его сумка, в которой находилось что-то бугристое.

Видимо, дедушка нашел большой наплыв на пне, провозился с ним дотемна, отпиливая свою драгоценную находку, и не заметил, как задел капкан.

Барби мгновенно освободила деда, подула на него, достала из машины крошечный пузырек с ярко-зеленой, светящейся во тьме жидкостью (это была волшебная зеленка) и смочила им окровавленную руку деда.

Дедушка Иван глубоко вздохнул и, кряхтя, встал на ноги.

- Гм-гм, - сказал он сам себе. - Угораздило споткнуться.

Он даже не понял, что был ранен и пролежал на земле несколько часов.

Дед Иван поднял с земли свою сумку и, пошатываясь, побрел неведомо куда в темноте.

Разумеется, Барби Маша не показалась ему, она стояла в стороне, но попросила обеих собак довести деда до поселка.

Собаки с радостью (одна из них не выпуская кости изо рта) побежали вперед, оглядываясь, и дед почему-то пошел следом за ними.

А вот Барби не пошла никуда, она молча стояла и ждала.

Вскоре послышался топот, и к месту происшествия прибыл сам охотник, мальчик по имени Чума, которого боялись все собаки, птицы и кошки поселка Восточный.

Осмотрев пустой капкан, мальчик Чума громко выругался и тут же неожиданно для себя превратился в лису.

Растерянно повертевшись на месте, новоявленная маленькая лиса мигом угодила в капкан и громко завопила.

Капкан прокусил лисе ее тонкую ножку.

Барби продолжала стоять под ближайшим деревом.

Тут опять раздались шаги, на этот раз тяжелые и неуверенные: это поспешала за своим сыном-охотником его мамаша, прозвище которой было Шашка.

Шашка ворчала:

- Есть он хочет! Я т-тебе дам воровать у матери! Я тебя знаю где ты есть! Я т-тебя поймаю!

С этими словами Шашка выбралась на небольшую поляну, где скулила молодая лиса, попавшая в капкан.

Увидев мать, лиса издала крик радости и, волоча ножку с капканом, потащилась к Шашке со стонами.

Барби хорошо поняла, что кричал лисенок:

- Мама, мама! Как хорошо, что ты меня нашла! Помоги мне! Мне больно!

Мать же по имени Шашка бормотала:

- Ща я тебя поймаю... Шкуру сворочу... Мясо сварю... Неуклюжими, непослушными пальцами она открыла капкан, вытащила лисенка и стала ругаться:

- Одна кожа да кости! Че тут варить! Шкура драная и все! Шею тебе свернуть и все!

Она бросила лисенка оземь (лисенок взвизгнул) и снова привела в боевую готовность капкан, довольно умело для своих толстых пальцев.

После этого она повернулась уходить. Лисенок завопил:

- Не бросай меня, мама! У меня льется кровь! Я подохну здесь!

А мама его громогласно выругалась и сплюнула, вытирая окровавленные руки о куртку, но тут же превратилась в большую волчицу, грязную и драную.

И, как все волки, она быстро нанюхала кровавый след лисенка.

С ворчанием большая грязная волчица кинулась к лисенку, который, скуля, пытался отползти, и уже разинула над ним свою жадную пасть...

Но немедленно угодила лапой в капкан!

И, забыв обо всем, она завыла:

- Ой, пустите, ой как больно, да за что же мне такая жизнь собачья!

А раненый лисенок отвечал ей жалобным визгом.

- Мама, мама, ты меня не узнала? Мама, я погибаю.

- И я погибаю, сынок, - отвечала хрипло старая волчица. - Ой, больно, больно!

- Мама, - вопил лисенок, - ты же меня чуть не съела!

- Откуда же я знала, что это ты!

- Мама, давай я тебе помогу, - пищал лисенок. - Я зубами открою капкан.

- Помоги, помоги маме, сыночка, - хрипела волчица. - Иди сюда!

- А ты не съешь меня, мама? - спрашивал лисенок, подползая.

- Ой, съем, съем, сынок, - плакала волчица. - Я съем тебя, не подходи.

Но лисенок, скуля, все-таки подполз к волчице и уткнулся в ее теплый, грязный бок, а она, плача, стала вылизывать его больную, раненую ножку.

Затем они вдвоем дружно начали грызть капкан.

И этот капкан, который был сделан прочно, на добрый десяток лет, вдруг сломался.

Волчица взяла в пасть загривок лисенка и, хромая, потащила его куда глаза глядят.

Лисенок верещал:

- Как это больно, попадать в капкан!

- Теперь мы звери с тобой, сынок. Куда нам деваться! На нас все будут охотиться. Мы пропали.

- Мама, а мы с тобой и были звери. Если бы я тебе принес мертвую волчицу и лису, ты была бы рада?

- Была бы, сынок.

- Мама, как бы я хотел снова стать человеком, мамочка!

- Я бы тоже хотела стать человеком, я давно хочу стать человеком, но я уже не человек, сынок! Я зверь, сынок. Прости меня, сынок.

А маленькая Барби Маша слушала этот их разговор и вдруг молча кивнула.

И тут же Шашка и Чума оказались на лесной тропинке вдвоем, причем Шашка, хромая, несла сына на руках.

Шашка говорила:

- Чтобы больше никаких капканов, сынок. Я завтра же устраиваюсь на работу, пойду уборщицей в столовую. Там не хватает уборщиц. Там нас будут кормить. Ты вернешься в школу. Годится?

И маленький, худой Чума, повиснув у нее на шее, отвечал:

- Годится, мама. Я хочу пойти в школу летчиков.

- Ну вот, это ты правильно решил. Тебя бы подкормить, ты бы поздоровел. В летчики берут ведь здоровых, понял?

И так, мирно беседуя, мать и сын продвигались домой.

Они даже не заметили, как зажили их раны, и мамаша все так же несла своего худого Чуму на руках, а он все так же прижимался к ней, как младенец.