Барби играет в куклы - [56]

В наступившей тишине я гордо продефилировала в ванную, а куда же еще? И даже смело посмотрела на себя в зеркало. А что, если без очков, то я даже очень ничего: глаза, нос, рот — всё на месте. И мой замечательный характер при мне.

Я внимательно читала в газете раздел "Требуются…". Ну что же, требовались люди с образованием, со знанием, с умением и прочее. На худой конец, нужны были коммуникабельные, энергичные, с хорошими внешними данными. То есть, как ни крути, я не требовалась. Никому. А что если дать объявление самой? Допустим, скромная, хозяйственная… или это из другого раздела? А может, как раз и откликнется понимающий человек… Я задумалась над тем, что же могло означать слово "понимающий". Заявилась Люшка и всё испортила. Я не успела убрать газету, да и почему, собственно, я должна была прятаться?

— Только не надо перечислять, где я не могу работать, ты лучше подскажи, где могу, — я решила упредить возможные Люшкины возражения.

А она смотрела на меня как-то странно, вроде бы чуть скептически и оценивающе, и покусывала нижнюю губу. Это у неё появилась новая манера помогать мыслительному процессу.

— Всё, — объявила я несколько минут спустя, — готово, ты всё съела.

— Что? — Люшка прервала процедуру и встрепенулась. — Что готово, кого съела?

— Ты съела всю помаду с нижней губы, теперь давай выкладывай, что тебя гложет. Что ты еще придумала?

— Вообще-то это ты у нас, Денисова, вечно всё придумываешь, — вдруг загадочно сказала Люшка.

— Я?! И что же я, интересно, придумываю, да еще и вечно?

Я терпеть не могла, когда Люшка называла меня по фамилии. Это происходило редко, но всякий раз в адрес Денисовой звучала какая-нибудь глупость или колкость.

— Конечно, придумываешь. Зачем тебе понадобилось хромать, когда ты меня подменяла? Костик прямо изохался: "Надо же, такая лапочка, и хромая…". И такой вид у него делается, будто это я тебя искалечила, а потом за себя работать заставила.

Огромным усилием воли я заставила себя не думать про лапочку — это подождёт, и не без удовольствия ответила наглой Люшке:

— Если бы ты, Галошко, слушала не только себя, но и других, то тебе не пришлось бы задавать людям глупые вопросы. Но так и быть, в двух словах я тебе повторю, почему я хромаю.

— Ладно, Ксенофонт, не злись, — подруга вроде бы виновато вздохнула. — Я и правда со своими делами замоталась. А пожрать у тебя есть что?

Ясное дело, что это был знак окончательного примирения. Я всегда удивлялась, куда помещается то, что Люшка съедает. Она ела в два раза больше Полковника, и при этом была тощей как веревка. Нет, ну в самом деле, как же еда в ней распределялась, позабыв превратиться в жиры? Причём вторую тарелку борща Люшка ела уже не без изящества, вспомнив о хороших манерах и грядущей светской жизни. Хорошие манеры выражались в том, что подруга сидела с прямой спиной и подносила ко рту полупустую ложку, при этом еще ухитряясь манерно поджимать губы. Аристократка фигова.

— Есть надо бесшумно, от хлеба не откусывать, а отламывать, — не удержалась я от комментариев. Сказалась школа тети Вали.

— От блин, — чуть не поперхнулась Люшка, — я и так нормально ем, не видишь что ли.

— Вижу, но тётя поставила бы тебе троечку, может, даже с минусом.

Вообще-то Люшка сама попросила однажды "подучить манерам", но на критику реагировала довольно бурно. А тут не взвилась, а лишь тяжело вздохнула.

— Да я тут познакомилась с одним, солидный такой дядька, он меня в ресторан пригласил, так я, блин, вся извелась, пока ела. Там поналожили всяких вилок и ножей до чёрта. Пожрать нормально нельзя.

— Нет, Люшь, ты все-таки молодец, работаешь вот, знакомишься, по показам ездишь, к чему-то стремишься…

Мне вдруг увиделась та сцена, где Люшка сидела на страшной кровати с синим лицом, и вот она передо мной сейчас: Люшка карабкалась изо всех сил, я это знала, чувствовала. Ей никто не читал морали, но и не клал стопочку денег на расходы.

— Люшь, ты молодец, — повторила я, — это я бестолочь.

— Ну ты другое дело, — авторитетно заявила подруга и задумчиво повозила ложкой в тарелке. — Тебе всегда будет легче, по жизни.

Мое благостное настроение лопнуло как мыльный пузырь. Интересно, где она прочла эту мудрую мысль, уж не на дне ли тарелки, и не она ли как-то говорила прямо противоположное? Наелась и теперь издевается. Вот и корми её после этого! Конечно, я не дралась с Полковником на кружках, никто не посягал на мою честь, но так загибать про мою легкую жизнь…

— И в чем же мне будет легче? — спросила я, вполне готовая услышать какую-нибудь Люшкину глупость.

— А с тобой всегда кто-то будет носиться. Вон как Лёвчик, как твой Полковник. Ты такая… такая… — Люшка дирижировала дурацкой ложкой, а я как завороженная смотрела на неё. — Ты куколка, понимаешь? Тебя хочется положить в коробочку, чтобы не сломалась, и перевязать бантиком.

— Нет, постой, что ты несёшь! Кто со мной носится? Какая-то коробочка, бантик… Это какая же мне нужна коробочка, а? Ты вот по показам ходишь, по этим своим языкам, а меня туда даже в темноте с совком и веником не выпустят, чтобы не позорилась.

— Не выпустят, — совершенно серьезно подтвердила моя любимая подруга. — Ты не для этого, ты для частной коллекции, я так считаю. И хватит дурью маяться — ах, я толстая, ах, я уродина. "Лапочка" ты наша хроменькая — передразнила она кого-то. — И колбасы что ли дай, что-то я разволновалась.