Барби играет в куклы - [40]

Когда снова притащился Лёвчик, я едва не возмутилась вслух — неужели не понятно, что у меня нет желания выслушивать еще и его нудение? Но Лёвчик был на удивление краток.

— Ну в общем, давай, пгиходи, мы тебя ждем. — Сделав свое туманное заявление, он удалился.

Я ничего не поняла, но пошла следом. Действительно ждали: сияющая румяная Бабтоня и, чего уже я вообще никак не ожидала, тетя Валя. Моя природная тупость давала о себе знать, и я не сразу поняла, для чего накрыт явно праздничный стол. И только когда тетка начала оправдываться, что вот мальчиков нет, уехали, а так бы непременно пришли поздравить, до меня дошло — да этой же празднование моего дня рождения! Попытка номер два.

На этот раз все было гораздо лучше. Бабтоня скомандовала: "ну-ка, молодежь, налегайте!". Как будто нам нужна была команда, мы и так с Лёвчиком налегли. Пусть уж этот день запомнится как день варенья.

Тут вдруг моя тетя чуть было не подавилась чаем:

— Вот так гости, а подарки-то, подарки как же!

И Бабтоня стала смешно вращать своим единственным глазом: "Батюшки светы, стыдоба какая"!

Мне было смешно смотреть, как Лёвчик, уронив со звоном ложку, кинулся куда-то, а тетя засеменила в прихожую. Надо же, еще и подарки!

И вот, Лёвчик, порозовев как девица, положил передо мной какой-то футляр.

— Ну кто же так вручает девушке подарок, — тут же прокомментировала Бабтоня, — шлепнул на стол — нате вам…

Она правильно сказала, потому что я как раз только что решила быть именно девушкой — взрослой и… ну, хотелось бы еще быть немного загадочной, но моя пылающая всеми цветами радуги физиономия к этому никак не располагала. Да и какие во мне могут быть загадки, это уж я так, поддалась праздничному настроению.

— Ну поздгавляю, конечно, желаю здоговоья… — пробубнил Лёвчик и покраснел еще сильнее. Ну то-то же. Эх, я бы как раз в этом месте могла чуть снисходительно улыбнуться, но чертовы синяки не позволили. А в футлярчике лежали изящные маленькие ножницы в виде летящей птицы, наперсток и еще какие-то не совсем понятные штучки.

— Это еще в Гегмании сделано, стагинная габота, — начал было объяснять Лёвчик, но Бабтоня едва заметно шлепнула его по руке, и он послушно замолчал.

Я уже как-то и сама догадалась, что подарок не куплен в ближайшей галантерее, и что выбирался он именно для меня, и кому другому, может, и не подарили бы, пожалели, а мне вот не пожалели. Совершенно не к месту я обо всем этом подумала и чуть ли не собралась плакать. Почему-то слово "спасибо" в эту минуту совершенно ничего не значило, а никакие другие слова в голову никак не приходили.

Ладно, зато оказалось, что можно запросто поцеловать Бабтоню в щеку, вкусно пахнущую чем-то сладким. И никто из присутствующих не догадался, что стал свидетелем редчайшего случая — я кого-то целую… Конечно, я была совершенно уверена, что целовала когда-то маму, а как же иначе, да я наверняка целовала ее сто раз в день. Вот только ни одного из этих ста раз я совершенно не помнила. Слепая, толстая, да еще и беспамятная.

Между прочим, Лёвчик как-то мне говорил, что есть такая болезнь — Альцгеймера. Это когда человек теряет память. Жаль, он в подробностях не знал ее симптомов, потому что я даже заволновалась немного: не в этом ли всё дело? Может, у меня была её редкая форма: я забыла какие-то куски своей жизни, будто вырвала из книги страницы. А мне хотелось эти страницы прочесть.

Но это я немного отвлеклась, в те минуты ни о какой болезни думать не хотелось. Я очень рьяно выражала свою благодарность и едва не забыла про тетю Валю. Да она и сидела тихо-тихо и смотрела на нас с чуть отрешенным выражением на лице, а на коленях у нее лежала красивая коробка, перевязанная розовым бантом.

Вот тут с моими бедными мозгами в очередной раз что-то случилось. То есть их снова заклинило. Я, как завороженная, уставилась на коробку и в голове стучала лишь одна мысль — это от мамы… Именно так и должен был выглядеть её подарок, тот самый, который я всё никак не могла вспомнить. Точно! И мне не шестнадцать, а только шесть. И под прозрачной крышкой таинственно улыбается прекрасная кукла — наконец-то я получила свою мечту. Вот только было непонятно, что там сбивчиво объясняет тетя Валя.

— Это от нас всех: от меня, Толи, мальчиков. Мы думали-думали, сомневались, все-таки уже шестнадцать, уже девушка. А потом решили: ну пусть будет это. Ты же так любишь кукол, целыми днями этим занимаешься…

Тетя Валя хотела что-то еще добавить, даже сделала вдох поглубже, но осеклась и ничего больше говорить не стала. И правильно.

Да-да, вот именно. Это ОНИ думали, а не мама. И мне уже шестнадцать, и правильно говорит Полковник про моё несерьёзное отношение к жизни. Я со спокойным любопытством заглянула под огромный бант, и в ответ на мое движение спящая красавица взглянула на меня огромными синими глазами.

— Ксюшенька, да ты сними бантик, достань куколку! — ну всё, тетя Валя пришла в себя. — Вот, у нее и глазки синие как у тебя, и волосы можно расчесывать и даже мыть, — моей тетушке впору в рекламе работать. — Это Барби. За ними так гоняются…

Хотя тетя говорила небрежным тоном, было ясно, что она ужасно гордится подарком. А еще я вдруг подумала, что ей было бы очень неплохо иметь дочку, может даже такую как я. Может, она тогда бы и "мальчиков" своих меньше доставала. И я снова чмокнула, теперь уже тетю. Оказалось, что это не так уж и трудно — коснуться губами лица другого человека. Тетя сияла, она была очень довольна. Я тоже.