Барбадару и его Женщина - [4]

— Ну ты и целуешься, прямо профессионал…

Я удивленно возразил, что, дескать, это не ко мне, это она фея поцелуев, но она не стала меня слушать, взяла под руку и повела куда-то.

— Куда мы идем? — поинтересовался я.

— Ко мне.

— К Толику? — вяло удивился я, мы двигались в противоположном направлении.

— Нет, ко мне. Только тихо, мама спит.

Мы шли, петляя по улочкам, она рассказывала мне о себе, о своем бывшем муже, о том как они трахались по три раза в день — утром, потому что проснулись, перед уходом на работу, потому что расставались, вечером перед сном — буднично, как о чем-то бытовом. Потом он ей надоел, я так и не понял в какой момент это случилось и почему ей перестало хватать секса, она его бросила, повернулась и ушла к маме, а он потом ходил, страдал, прислал ей 28 роз на день рождения…

— Сколько тебе лет? — перебил я.

— Неважно, мне было 28 пару лет назад, — ответила она. — Знаешь, откуда Толик берет деньги на жизнь? — заговорщецки понизив голос перевела она разговор.

— Ну, я слышал что он возит вибраторы, сексуальное белье и всякую ерунду для секс-комиссионок… — неуверенно ответил я.

— Ерунда, — сказала она. — это все для прикрытия. То есть это, конечно, тоже пользуется спросом, но на этом особо не разживешся. Он возит оружие.

Я промолчал. Годы жизни научили не задавать лишних вопросов, особенно в такой ситуации — сама ведь рассказывает, можно и подождать пару минут. Она действительно продолжила.

— Толик с двумя товарищами покупает купе в поезде и едет в Варшаву, где их в заранее оговоренное время ждет немец с сумкой пистолетов. В основном газовых — настоящие он возит только по спецзаказу и с предоплатой. Набрав пистолетов и упаковав их на дно сумок они закупают различные вибраторы, видом понеобычнее и кидают сверху, а потом кладут свои вещи. Таможенники, найдя под вещами вибраторы обычно удаляются, решив что уж если они нашли ЭТО, то искать больше нечего.

Вдруг она побежала по идушей под уклон улице и с разбегу, как девченка, покатилась по скользкой укатанной школьниками дорожке. Я погнался за ней, догнал, еле устояв на ногах, она схватила меня за руку и мы свернули в ничем не отличающийся от других двор и прижав палец к губам Маргарита сказала:

— Я покажу тебе секретную тропу, только ты никому не рассказывай. Для начала запомни этот двор.

Я оглянулся. Двор как двор, брусчатка, фальшивый колодец посредине, две лавочки, три старых дерева, задубевшее на морозе и потому похожее на цветной забор, белье, темные окна со спящими за ними людьми, все как обычно. Я пожал плечами, а она, поправив мне шарф продолжила:

— Смотри, мы заходим сейчас в эту парадную, — с этими словами она завела меня узкий с откровенными кучами мусора подьезд, — это черный ход. Поднимаемся наверх…

На лестнице было абсолютно темно. Я достал Зиппо и освещал путь как Прометей.

Лестница была загажена сплошь и рядом. Ступеньки проржавели и грозили ежесекундно обрушиться под ногами, поскрипывая и постанывая в такт нашим шагам.

Маргарита бесстрашно шла впереди, а я с замиранием сердца брел за ней, придерживаясь рукой за сырую стенку, потому что перила у этой лестницы отсуствовали. Подьем длился долго, так долго что у меня замерзла рука с Зиппо и занемели ноги, а Маргарита, подбадривала меня как мама уставшего от похода по магазинам ребенка. Наконец-то подъем кончился. Мы оказались на лестничной площадке, Маргарита толкнула дверь и мы вышли в совсем другой двор, наверху спуска, залитый светом вышедшей луны. Свежевыпавший снег ровным ковром покрывал его, а посредине стояла аккуратная, рано украшенная елочка, которую охранял сказочный снежный гриффон в белой шапке.

— … и к тебе не пройдешь, не оставив следа, а зачев этот след, — предостерегающе пропел БГ.

Маргарита повернулась ко мне и сказала:

— Почти пришли.

Она взяла меня за руку и повела за собой. Свернула, попав в другой двор поднялась по лестнице на третий этаж, открыла ключом дверь и прижав палец к губам завела меня внутрь.

В прихожей было абсолютно темно, ее рука выскользнула из моей и я стоял не шевелясь, чтоб не задеть что-нибудь в темноте. Что-то холодное и мокрое тронуло мою руку, потом ткнулось в ногу, зажегся свет и я увидел двух огромных ньюфаундлендов дружелюбно смотревших на меня. Я не люблю собак и не знаю как себя с ними вести, поэтому я тоже стоял и смотрел на них и если бы у меня был хвост я, может, тоже помахал бы в ответ. Хвоста у меня не было, но собаки, очевидно поняли, и та что покрупнее заулыбалась, вывалив большой розовый язык.

— Кобели? — спросил я повинуясь безумной догадке.

Маргарита взглянула на меня удивленно и ответила:

— Нет, суки, а какая разница?

Я облегченно вздохнул, и не стал пояснять, но она видимо, поняла, смутилась и повела меня в гостиную, попросив подождать минутку, пока она приберет у себя в комнате.

Собаки составили мне компанию и, вежливо пропустив вперед, вошли следом.

В гостиной стояла стандартная мебельная стенка, диван и журнальный стол.

Необычность комнате придавала огромная, во всю стену, картина «Три медведя», довольно неплохо скопированная с известного оригинала. Пораженный неожиданным выбором сюжета больше чем существованием данной настенной живописи вообще, я спросил вернувшуюся Маргариту, об авторе, на что она, махнув рукой небрежно сказала: