Бансу - [21]
И сунул под нос Васе расползшуюся мокрую карту:
— Демьянов рванул к берегу, больше ему с этого склона деться некуда. У нас с тобой остался шанс. Сделаем плот. Сплавимся вниз, перехватим штурмана у Майткона.
— Не пойдет он к реке, — устало ответил Чиваркин. — Он на хребет полезет, на самую верхотуру, чтобы перевалить на южный склон, а оттуда спуститься к Хэви-Литтл.
— Почему? — вскинулся особист.
— Да потому, что дурак, — с тоской произнес Вася.
— Дурак не дурак, а сообразил сбежать. Сделаем, как я сказал, — зло ответил майор. — И точка.
И вот здесь что-то произошло совсем рядом с ними, а вот что — никто из них не понял. Оба насторожились — и было отчего вскинуть головы! Лес — штука странная: вроде бы все в порядке, царит в пространстве природная невозмутимость (набегающий ветер не в счет), но вот только вдруг что-то хрустнет, щелкнет, затрещит и словно вздохнет, прошуршав по хвое и мху, — и любой человек, услышавший странный звук, мгновенно оглядывается. Всякое начинает казаться даже самому отъявленному атеисту, невольно вздрагивает он, высматривая в массе стволов и ветвей источник тревоги, напрягается в поисках зверя или, хуже того, какой-нибудь потусторонней нечисти. И после долго в любом скрипе и шорохе мерещится ему чертовщина.
— Чуешь? — вскинулся Крушицкий.
— Чую, — мрачно ответил летчик.
— Что чуешь?
— Прошел кто-то. Близко прошел. Совсем рядом прошел…
— Погоди! — майор превратился в слух. Затем подался в направлении прозвучавшего только что непонятного и зловещего шороха, согнув в локте руку с ТТ, ступая пружинисто и бесшумно. И вот здесь-то, несмотря на внешнее тщедушие и на явную болезнь, походкой, решимостью, крайней сосредоточенностью и, наконец, напряжением мышц вольно-невольно показал особист Васе свое истинное лицо: вне сомнения, был спутник капитана Чиваркина опытным, опасным профессионалом, которому шлепнуть противника, как два пальца описать. Холодок навестил Васину спину; могильный такой холодок, однако не успел Чиваркин поежиться — Крушицкий растворился за мокрыми соснами.
По-прежнему отовсюду с еловых лап капала вода, вновь набежал притихший было ветер, вновь заскрипели стволы, но прежняя Васина апатия улетучилась: к усталости прибавилась удушающая тоска. Тревожно ему стало. Можно сказать, вовсе нехорошо.
Вернулся Крушицкий так же внезапно.
— Что там? — обеспокоился летчик.
— Вроде ходит кто-то, — сообщил тот неохотно.
— Зверь?
Майор промолчал.
— Человек?
Молчание.
— Кто-то же должен ходить, — воскликнул летчик.
— А, кто бы там ни был! — прохрипел Крушицкий. — У него свои дела. У нас — свои. Давай, поднимайся…
Шатаясь, скользя, падая, последовал несчастный Чиваркин вслед за превратившимся в сгусток энергии особистом (иногда и того от усталости бросало то на одно, то на другое дерево) к реке Тэш — шумной, темной, пенистой, всей своей силой устремляющейся к озерам Большому и Малому Котэнам, а от них — к единственному по эту сторону хребта селению. Утоптав на берегу осоку, не дав ни себе, ни Чиваркину отдыха, Крушицкий вытащил из рюкзака топор, затем, расстегнув и отбросив куртку и ремень с кобурой, потный, облепленный мошкой, не замечающий ни ее укусов, ни озлобленности напарника, принялся за лихорадочную рубку молоденьких сосен, внушая своим исступленным рвением уже какой-то мистический страх. Необходимость во что бы то ни стало остановить беглеца и довести до конца дело, за которым стояла работа сотен слуг государевых, подтолкнула этого, вне всякого сомнения, больного человека, всю свою жизнь положившего на служение пролетарскому царству, к настоящему катарсису: от ярости он себя не помнил!
— Что стоишь, мать твою? Связывай! — заорал, обращая к летчику даже не лицо — оскаленную серую маску.
И Чиваркин, не менее облепленный мошками, готовый выть от боли, которую вызывало своими укусами это дикое и бесчисленное воинство, принялся разрезать ножом захваченные майором стропы и связывать подтаскиваемые стволы.
Сумасшедшая рубка продолжалась до вечера; сосенки одна за другой с прощальным треском падали на кустарник — майор еще имел силы подталкивать их сапогом. Чиваркин складывал «материал», затем, тихо матерясь, обвязывал, вспоминая о морских узлах и отхватывая ножом от мотка новые и новые куски. Близкая Кэш шумела и рвалась куда-то за поворот: время от времени проплывали по ней мимо двух оборванцев ветви, палки, поднятый течением топляк. Дождь ходил по реке волнами, пар не рассеивался. Нависали над Тэшем едва видимые в тумане близкие горы…
— Все, капитан, толкай, — приказал Крушицкий, оказавшись на скользких бревнах кое-как сработанного плота и бросая рядом с собой две длинные ваги. Вещмешок и топор уже лежали в его ногах.
Чиваркин толкнул — метра два-три отделяло его, все еще стоящего на берегу, от неуклюжей калитки.
— Что стоишь? — крикнул преследователь неподвижно застывшему Чиваркину. — Оглох?
— Ты же его шлепнуть хочешь, — сказал Чиваркин, от усталости и безнадеги впадая в неожиданное для него самого бешенство, — я же вижу.
— Врать не буду, — согласился тот. — Шлепну, как последнюю тварь. Я и тебя, капитан, в случае чего шлепну. Так что не дергайся. Лезь.
Вторая мировая война. Потери в танковых дивизиях с обеих сторон исчисляются десятками подбитых машин и сотнями погибших солдат. Однако у «Белого тигра», немецкого танка, порожденного самим Адом, и Ваньки Смерти, чудом выжившего русского танкиста с уникальным даром, своя битва. Свое сражение. Свой поединок.Данная повесть послужила основой для сценария фильма Карена Шахназарова «Белый тигр» (2012 г.).
Несмотря на свою былинность и сказочность, роман Ильи Бояшова совершенно лишен финальной морали. Монах и плут пребывают в непрерывном странствии: один стремится попасть в Святую Русь, другой – в страну Веселию. Но оба пути никуда не ведут. Алексей-монах, избранник Божий, не находит святости в монастырях и храмах, Алексей-плут, великий скоморох, не находит признания своему веселому дару. И утешающий и увеселяющий равно изгоняются отовсюду. Так уж повелось, что если не выпадет тебе вдоволь страданий, то и не сложат о тебе никакой былины, а рассчитывать на что-то большее, осязаемое и вовсе смешно – нечего тогда было рождаться с умом и талантом в России…
Перед вами первое и пока единственное прозаическое переложение знаменитого скандинавского эпоса «Старшая Эдда», сделанное известным писателем Ильей Бояшовым. Теперь этот литературный памятник, еще недавно представлявший интерес исключительно для специалистов, вышел за рамки академического круга и стал доступен самой широкой аудитории. «Старшая Эдда» стоит в одном ряду с такими эпосами как «Илиада» и «Махабхарата». Несмотря на то, что «Эдда» дошла до нашего времени в виде разрозненных частей, ее «Песни о богах» и «Песни о героях» сыграли колоссальную роль в развитии западноевропейской литературы.
Илья Бояшов – писатель с двойным дном. Он умеет рассказать историю так, что судьба его героя, описанная как частный случай, оборачивается в сознании читателя неким обобщающим провиденциальным сюжетом. Именно это качество вкупе с художественным мастерством позволило в свое время Бояшову взлететь на литературный Олимп и занять то место в современной русской словесности, которое по праву на сегодняшний момент за ним закреплено.Новая повесть Ильи Бояшова «Кокон» – история человека, ощутившего в себе присутствие души, как болезнь, и не жалеющего сил и средств на то, чтобы излечиться от недуга, избавиться от назойливого жильца.
У России женский характер и женское лицо – об этом немало сказано геополитиками и этнопсихологами. Но лицо это имеет много выражений. В своем новом романе Илья Бояшов рассказывает историю русской бабы, которая из ничтожества и грязи вознеслась на вершину Олимпа. Тот, кто решит, что перед ним очередная сказка о Золушке, жестоко ошибется, – Бояшов предъявил нам архетипический образ русской женственности во всем ее блеске, лихости и неприглядности, образ, сквозь который проступают всем нам до боли знакомые черты героинь вчерашнего, сегодняшнего и, думается, грядущего дня.Прочитав «Каменную бабу», невольно по-новому посмотришь на улыбающихся с экрана примадонн.
Новый роман Ильи Бояшова, лауреата литературной премии «Национальный бестселлер» и финалиста премии «Большая книга», подводит читателя к парадоксальной мысли: рай, дабы оставаться раем, требует от садовника ежедневного адского труда. Годы и годы уходят у заложника парадиза на возделывание чуда, насладиться которым у него не остается сил. Оправдывает ли Эдем своим цветением и птичьим хором тяжкие усилия садовника? Получит ли каторжный труд воздаяние? У автора на этот счет нет никаких иллюзий, и рассказывает он свою необычайную историю так, что читателю нет оснований ему не верить.
Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.