Банковская тайна времен Оранжевой революции - [31]

Уверенность в приближающемся конце света усиливали грядущие выборы. С экранов телевизоров и полос газет звучали пессимистические прогнозы экспертов разного калибра. Нашлись политики, которые тут же заявили о возвращении гиперинфляции и о росте цен на 30 % в месяц. Услышав их, население живо вспомнило времена, когда цены на продукты менялись едва ли не каждый день, сахар покупался по талонам, а на зарплату трудно было прожить до конца месяца. Более того, ее не платили. Пенсионеры по традиции бросились скупать крупы, макароны и сахар, подталкивая цены вверх.

Немного позже эти опасения обострила информационная кампания по уничтожению «Мрии», а также подозрительное молчание Национального банка. В сентябре один из телевизионных каналов вырвал из контекста слова, которые я произнес на пресс-конференции, и преподнес их как критику действий правительства. Сгоряча я запретил работникам Нацбанка давать любые комментарии вплоть до самых выборов, чтобы такие случаи больше не повторялись. Однако население и мелкий бизнес посчитали, что НБУ что-то задумал, и спрос на валюту продолжал усиливаться.

Лучше всего те события описывает теория эпидемий. Медицина утверждает, что до определенного предела любое инфекционное заболевание развивается медленно. Число больных измеряется десятками, и вылечить их легко. Однако если распространение недуга не остановить на раннем этапе, он перерастает в эпидемию. Число пораженных измеряется тысячами, и с каждым днем они заражают огромное количество новых людей. Остановить болезнь на этом этапе крайне трудно.

19 сентября я улетел в Мадрид на заседание Группы по вопросам банковского надзора стран Центральной и Восточной Европы. Оно проходило в рамках 18-й Международной конференции представителей органов банковского надзора. Конференция была гениальной. На ней удалось узнать много нового о правилах надзора «Базель II», которые мы вслед за Европой собирались внедрить в Украине. Однако поездку пришлось прервать. Меня вызвали в Киев к премьер-министру Виктору Януковичу. Он пригласил к себе, чтобы поговорить о начавшемся в стране валютном кризисе.

Тогда это выглядело как резкое повышение цен в обменных пунктах и небольшой перекос в сторону спроса на наличную валюту. В среднем курс продажи бумажных долларов за пару недель увеличился с 5,33 до 5,43 грн. Однако часто встречались и ценники с отметкой 5,46-5,47 грн./долл., а в отдельных регионах — и того выше. Конечно, «разогнанный» курс увеличивал беспокойство населения. За третью неделю сентября люди купили долларов на 27,6 млн. больше, чем продали, за четвертую — на 34,4 млн.

Правительство в этой ситуации волновал рост курса американской валюты. Была объективная закономерность — чем выше курс, тем ниже рейтинг власти. Вокруг этой темы и проходило мое общение с Януковичем.

Кризис начался, и Нацбанк стал предпринимать меры по его преодолению. Поначалу это были сравнительно мягкие шаги. НБУ наивно рассчитывал, что если создать банкам нужные условия, они быстро насытят рынок валютой и погасят начавшийся ажиотаж. На начальном этапе кризиса регулятор прибег всего лишь к двум инструментам. Мы разрешили неограниченный переток безналичных долларов в наличные и проводили сигнальную ревальвацию гривны.

До начала сентября существовало законодательное ограничение: обменный пункт не мог продать наличной валюты больше, чем купил в тот же день. В условиях повышенного спроса на доллары эта норма могла лишь навредить. Поэтому еще 3 сентября НБУ внес изменения в правила обмена наличной валюты. В постановлении № 421 значилось, что банки имеют право продавать СКВ через кассы и обменные пункты в пределах, установленных регулятором. Поскольку в том же документе не были обозначены никакие пределы, учреждения просто получили право продавать валюты больше, чем купили в тот же день.

Постановление № 421 появилось очень кстати, хотя разрабатывалось еще до начала кризиса. Документ стал одним из многих, которые принимались с целью обойти требования об обязательной регистрации в Минюсте.

Дело в том, что если решение НБУ касалось всей банковской системы, обязательным было получение визы Минюста о его соответствии действующему законодательству. С точки зрения права, это была хорошая норма, но на практике этот процесс занимал слишком много времени. Также существовала вероятность, что юристы заблокируют инициативу НБУ За время рассмотрения постановления могло случиться все что угодно, и об оперативном управлении рынком речь уже бы не шла. Поэтому я был ярым противником того, чтобы постановления Нацбанка проходили экспертизу в Минюсте.

Судите сами: НБУ — независимый орган, не имеющий отношения к исполнительной власти, а Минюст подконтролен правительству. Он обязан регистрировать наши решения постфактум, а не решать, вступят они в силу или нет. Кто такой Минюст, чтобы разбираться, правильное ли решение о резервировании принял Нацбанк? Разве они разбираются в монетарной политике или в надзоре? Пусть регистрируют наше решение, а потом делают его правовую экспертизу. Если найдут нарушение, пускай идут в суд и отменяют, но мы не можем ждать.