Банкирша - [70]

Несмотря на невысокий рост и явно избыточный вес, выглядел он неплохо. Да нет, выглядел он хорошо: был молод и привлекателен. Некоторая нервозность не портила его. Наоборот, окрашивала румянцем бледноватые щеки.

Я так ненавидела его, что могла оставаться спокойной в его присутствии. Ничто не могло ни убавить, ни прибавить силы моему чувству.

Миша колебался, и в какой-то момент я испугалась, что он и впрямь уйдет. Этого нельзя было допустить, и я, стремясь вызвать в нем чувство протеста, еще нажала на него:

— Уходи! И запомни: ты был здесь в последний раз. Больше тебя в мой дом не пустят.

— Почему это? — вскинулся Троицкий, обрадованный возможностью продолжить разговор в тайной надежде вызвать меня в конце концов на скандал.

— Ты знаешь.

Я пошла навстречу его желаниям и дала втянуть себя в перепалку.

— Ты что, по-прежнему носишься с этим бредом?

— Что ты называешь бредом? — все больше втягивалась я, словно нехотя поддерживая разговор.

На самом деле я, кажется, впервые в жизни так тщательно подбирала слова. Миша должен был сказать и услышать то, что я хотела. И при этом думать, что драма разыгрывается по его сценарию. До поры до времени. Он так и думал, поэтому, дразня меня, насмешливо выговорил:

— Твою идею, что я убил свою жену.

На мгновение я выпала из кадра, не в силах проглотить простую фразу, произнесенную столь обыденно, и молчала, глядя прямо в его гладкое, красивое, несколько женственное лицо. Миша тоже смотрел прямо на меня и что-то увидел, потому что в его зрачках мелькнул страх и убавилось уверенности в голосе.

— Я не убивал Лялю. И никто не убивал. Она умерла от болезни.

— Или от укола…

— Чушь! Лекарства прописаны врачом.

(Да. О враче я почти забыла. Что там Милка накопала?).

— А дозировка?

— А что дозировка? — Он затаился.

— Сам знаешь…

— Нет, я не знаю.

— Зачем ты пришел? Еще раз услышать, что я считаю тебя убийцей своей дочери? Считай, услышал.

— Ты сумасшедшая.

— Нет.

— Да. Твое место в дурдоме.

— А твое в тюрьме.

Он начал заводиться, но еще сдерживался.

— Это ты устроила заметку в газете?

— А если не я?

— Тогда кто?

— Кто-то, кто думает как я.

— Твои придурочные подружки?

— А если нет?

Я откровенно дразнила Мишу, и он попался. Его лицо побагровело, глаза вытаращились.

— Кто же, если не вы?

— Видимо, существуют люди, которым происшедшее кажется подозрительным. Я их не знаю, но обязательно познакомлюсь и тогда…

— Что тогда? — зашипел он побелевшими от бешенства губами и сжал кулаки. — Никто ничего не докажет. Никогда.

У меня закружилась голова. Если то, что я услышала, не признание… Лялька, Лялька, доченька, девочка моя.

Я на мгновение закрыла глаза, открыла их и, глубоко вздохнув, покачала головой:

— Я тоже так думала. — Голос плохо слушался меня.

— А теперь не думаешь?

Ему почти удалось справиться с собой. Это помогло и мне взять себя в руки. Я еще раз глубоко вздохнула.

— Когда я думала, что тебе удалось «идеальное» убийство, — словно не слыша его, продолжала я, не отводя глаз от своих сцепленных на столе рук, — даже тогда я поклялась себе, что ты не останешься безнаказанным. Газетная заметка — пробный шар. Я поделилась бы своими подозрениями со всей страной через газеты, журналы, телевидение… Я употребила бы все деньги моего мужа, его влияние, связи, всю свою энергию, чтобы вбить в головы людей твой образ женоубийцы. Ты бы ездил из города в город, из страны в страну, но везде на тебе было бы клеймо подозреваемого в убийстве.

Я подняла на него глаза и увидела, как он напуган.

Он снова сел в кресло. Но сейчас он рассыпался от страха, распался на отдельные фрагменты. И я добила его:

— Но теперь ничего этого не понадобится. Твое преступление перестало быть «идеальным». У него есть свидетель.

Его лицо обрюзгло, постарело и дрожало, как холодец. Он пытался что-то выговорить, но из его полуоткрытого рта вырвался только хрип.

— Этот свидетель — моя дочь. Она передала мне привет с того света. И теперь твоя песенка спета.

Его страх достиг такого уровня, что сделал его безрассудным. Он боролся с желанием поверить мне.

— Это бред! — Мужчина подобрался, подался вперед. — Если бы ты могла, ты бы уже звонила в милицию.

— Я позвоню. Обязательно. Теперь я знаю, где находятся доказательства, и как только получу их, для тебя все будет кончено.

— Ты лжешь! Тебе нравится пугать меня.

— Чего тебе бояться? Если ты не виноват…

— Прекрати, — тихо попросил он. — Где твои дурацкие доказательства?

— Конечно, в ее сейфе в Сигма-банке, — рассмеялась я.

— У нее не было сейфа, — неуверенно возразил Миша.

Я промолчала. Через некоторое время он спросил, все еще не веря мне:

— Откуда ты знаешь о сейфе?

— От Ляльки.

— Ты знаешь шифр?

Он мне поверил.

— Скоро узнаю. — Я словно случайно скосила глаза на стоящую на письменном столе фотографию. Я сделала это не в первый раз. И Миша тоже не в первый раз проследил за моим взглядом. Но в его глазах не мелькнуло ни искры интереса.

Ну что мне теперь, пальцем, что ли, тыкать?

Я еще раз покосилась на фотографию, перехватила Мишин взгляд, смутилась, поспешно отвела глаза и попыталась закрыть фотографию спиной.

* * *

За пятнадцать лет до происходящих событий Лялька и несколько ее друзей-второкурсников после стройотряда решили недельку отдохнуть у нас в деревне. Я поехала с ними их кормить.