Банка - [18]

В зале было душно и скучно. Страсти казались искусственными и надуманными, участники действа говорили вроде бы дело, да только кто их слушал? Те немногие, что выступали тут на иврите, принадлежали к той же кормушке, кропая диссертации на чужой беде. Все это делало пребывание Вадима среди своих застарелых оппонентов какой-то дикой мистификацией, а потому он совсем не расстроился и не удивился, открыв глаза на пролетающий за окном вагона сочащийся грязной слизью туннель при подъезде к конечной станции электрички и чувствуя, как бешенно колотится сердце.

Нона спала, привалившись к его плечу. Веки ее вздрагивали, лицо пылало.

Поезд со скрипом подходил к засыпанному свежим снегом перрону. Пока они спали, сегодня, первого ноября 1990 года, тут прошел первый в этом году снег, да такой, что сразу засыпал мокрыми сугробами все склоны, сделал пепроезжими улицы. Серый ноябрьский вечер стремительно опускался на почерневший от непогоды город.

От толчка Нона проснулась и стала крутить головой, пытаясь понять, где она, с кем и зачем. "А где же?.. - начала она. - Проклятая банка! Опять такое приснилось..."

Надо было добираться домой на автобусе, а какой может быть в этом мессиве автобус? Снег косо летел зарядами с близкого моря, залепляя ступени лестницы с перрона. Толпа привычно сгрудилась вокруг. Люди одинаково ссутулились и отворачивались от ветра в одну сторону, посильно продвигаясь вперед и осторожно ставя ноги на уже блестящие ото льда ступени. Нона крепко держала мужа за рукав уже мокрой куртки, протирая глаза от снега ладонью. Она не догадалась взять с собой на дачу перчатки - до конца октября было относительно тепло и сухо и вдруг... А теперь отчаянно мерзли на ветру мокрые руки.

На привокзальной площади елозили в глубоком снегу редкие такси, в темнеющем мареве едва угадывался трамвай на черной от толпы остановке, но в поле зрения не было видно ни одного автобуса. Положение было безвыходным. Привычно безвыходным, а потому никого не пугало. В крайнем случае, за каких-то час-полтора можно было дойти до дома пешком. Не впервой. Они и направились к главной площади. Кроме рук стали мерзнуть ноги, мокрые от колен до пальцев протекших туфель, но они знали, что после первого часа быстрой ходьбы станет жарко. На такси надежды не было - каждая подошедшая машина бралась штурмом, а то и отходила пустой из-за каких-то хитрых шоферских расчетов.

На площади ветер был ураганным, сбивал с ног, а ухватиться можно было только друг за друга. Положение становилось все хуже. Чтобы не замерзнуть, надо было хоть ненадолго зайти в ГУМ, но и около его входа клубилась такая толпа, что они прошли мимо. "Зайдем в первый же подъезд, - говорил Вадим, и Нонна поспешно кивала. - А то вообще закоченеем на таком ветру..."

И тут сбоку раздалось: "Вадим Борисович? Это вы?"

Залепленный снегом "москвич" коллеги вписался между поспешно расчищаемыми бульдозерами сугробами и осторожно двинулся вперед, буксуя на подъемах, но как же тепло и сухо было внутри после безуспешной борьбы с циклоном!

== "Ну, можно ли к этому хоть когда-нибудь привыкнуть? - Нона неспешно двигала руками в голубой прозрачной воде. - Первое ноября! И - лето..."

Лето наконец-то стало благом, а не многомесячной пыткой нестерпимым влажным зноем. Вадим и Нона словно парили в воздухе - настолько прозрачной была вода. Над ними сияло голубое африканское небо, а перед глазами вздымалась зеленым горбом гора Кармель. В прозрачном осеннем воздухе белели вдали, по ту сторону Хайфского залива белые пригороды, а на рейде стояли разноцветные океанские суда. Наши герои заплыли, как это у них считалось шиком, "за последнего еврея" и резвились среди голубого простора. Спустя полтора часа морской ванны они вскарабкались по скалам на пирс.

Недавно здесь закончился вничью двухмесячный матч между муниципалитетом и народом. Последний кризис заставил власти закрыть пляж из-за отсутствия денег на циклопические зарплаты спасателям. В один день огородили акваторию столбами с сеткой, которую народ в первую же ночь порвал. Тогда власти срезали автогеном единственную лестницу, ведущую с пирса в воду. А народ запросто стал лазить безо всякой лестницы и прыгать с пирса в воду, что раньше категорически запрещалось. После этого установился статус кво. Спасателей тут больше не было, купальщики тут же дружно перестали тонуть, а власти списали куда-то расходы на столбы и сетку, которая просто сгинула куда-то. Вадим и Нона и раньше не нуждались в парнях на вышке, а теперь и вовсе забыли, что они тут когда-либо были.

Сложив ласты в сумку и приняв душ в раздевалке, они пошли домой, на соседнюю улицу, любуясь буйной зеленью, пальмами, кедрами и кипарисами. Все прочие деревья, что свободно росли здесь, были им некогда знакомыми по стереотипу приемной большого начальника - "фикус в кадке". Дома была прохлада с ветерком из открытых окон и потолочного пропеллера-вентилятора. Вокруг был уют представителя среднего класса, предметы и агрегаты, что на родине имели очень немногие из знакомых. Для субботнего обеда накрывался стол с блюдами, которые вряд ли знавал самый высокий чиновник в их крае, причем большинство блюд были все-таки из русской кухни. И говорили за столом, естественно, только по-русски. "Помнишь, как мы с тобой после последнего визита на дачу к Кацманам как раз первого ноября попали в буран? - ежилась от воспоминания Нона в своем легком халатике. - Просто не верится..." "Бог наградил нас за все эти Полярное, Норильск, Комсомольск, где мы так мерзли..." "Да и за Владивосток, если на то пошло!"