Банька по-белому. Взрослые вопросы о лихих 1990 - [37]

Танки едут на «стрелку»

Что случилось? 12 августа 1993 г. в Нижнем Тагиле местная братва захватила боевой танк Т–72, возвращавшийся на местный «Уралвагонзавод» с испытательного полигона. Захватчики собирались использовать его против конкурентов, но до места «стрелки» танк не доехал — завяз в грязи. В итоге никто не пострадал, но история вышла громкая.

Неужели без бронетехники трудно продемонстрировать силу и авторитет? Тут годится любое средство устрашения, а Нижний Тагил — мекка российского танкостроения. На Урале рассказывают, что тот случай не первый и не последний. По словам основателя «Города без наркотиков» и будущего мэра Екатеринбурга Евгения Ройзмана, в 1992 г. танк как раз доехал до разборки местных бандитов с чеченскими и произвел сильное впечатление: «Обкатанный боевой танк (Т–80) решили увести прямо с полигона УВЗ. За угон взялся местный авторитет Вовка по кличке Малыш, который сам сел за рычаги, вывел танк в город и погнал по улицам «на разборки» с чеченцами в Дзержинский район, где была назначена с ними встреча. Все видели этот танк, который проехал полгорода, дымил на все улицы, гаишники чуть ли не честь отдавали. Те «разборки» прошли очень мирно, а для Вовки история не имела каких — то особых последствий, время было такое, танк просто изъяли и вернули на завод».

В 1993 г. машину не просто угнали — похитили водителя. Потом фотография застрявшей бронетехники попала в газеты. Город несколько дней патрулировали внутренние войска, нашедшие в одном из частных дворов еще и БРДМ со снаряженным боекомплектом. Троих «кокоринских» братков, причастных к захвату танка осудили, технику вернули на завод. Мэр Нижнего Тагила получил втык от губернатора Свердловской области Эдуарда Росселя, а тот — нагоняй от самого президента РФ Ельцина. Учитывая, что Урал имел репутацию бандитского региона, история обросла фантастическими подробностями: якобы братва тут устраивает танковые дуэли.

Разве попытки использовать танк в разборках — это не апогей криминальной вседозволенности? Нет. Соблазну использовать силу поддавались и мирные граждане. Год спустя газета «Труд» написала о рабочем «Уралвагонзавода» Василии Тронине, проработавшем на заводе 20 лет. Когда на УВЗ в очередной раз задержали зарплату, Тронин сел за рычаги новенького танка и поехал выбивать свои кровные — прямо с конвейера, аккуратно стволом открыв ворота и выкатив на улицу. По дороге Тронин успокоился и повернул назад. Возбудили дело за «угон транспортного средства без цели хищения», но коллектив вступился за коллегу — мол, довели мужика. Дело спустили на тормозах, долги по зарплате быстро выплатили.

Сами мы не местные

Что случилось? По телевидению и в газетах часто рассказывают о «новых нищих». Еще недавно у советского человека копейки было не вымолить — настолько презрительно относился он к попрошайничеству, считавшемуся к тому же уголовным преступлением. Но к 1993 г. хотя бы иногда подавали 74 % граждан — в 3–4 раза больше, чем в Европе. С одной стороны, милосердие вполне объяснимо: переход к капитализму разорил многие семьи, а после разрешения приватизации и свободной продажи жилья в 1993 г., улицы наполнились бездомными — так называемыми бомжами. С другой, нищенство быстро стало криминальным бизнесом, в котором одиночкам было непросто. Поэтому между нищими вскоре начался дележ хлебных мест.

Неужели нищие работали с разрешения тех же группировок, что делали «крышу» солидным компаниям? Нет, обычно уважающие себя бандиты попрошайками брезговали. Кое — где рынок подмяли под себя пожилые уголовники, потерявшие здоровье в ходе многолетних отсидок и к обычным криминальным профессиям уже неспособные. Бывшие зэки в первую очередь столбили за собой места у церквей (на волне модной религиозности это приносило самый обильный урожай), поэтому их стали называть «церковными».

Конкуренцию им составили цыгане, которые быстро смекнули, что русскому безногому инвалиду в камуфляже подадут гораздо больше, чем хитроглазому потомку конокрадов, бубнящему хрестоматийное «сами мы не местные». А подавая слепой бабушке в метро, гражданин и представить себе не мог, что таким образом он спонсирует цыганский табор. И очень скоро эта система трансформировалось в обычную работорговлю.

Как правило, инвалидам из глубинки предлагали переехать в крупный город что — нибудь мастерить на дому за солидную зарплату, селили в съемную квартиру с цыганской семьей, а через некоторое время заставляли отрабатывать питание и проживание нищенством. Условия работы, понятно, индивидуальны: где — то инвалидам вовсе не давали денег, но поили, кормили, мыли и даже приводили проституток — и они были довольны. А где — то жестоко били и штрафовали, если попрошайка не выполнял «план» — например, 300 рублей в день.

Фактически, в нищенском бизнесе восстановились основные «специализации», существовавшие в дореволюционной России. Можно выделить «могильщиков» (промышляли на кладбищах), «богомолов» (в церквях), «железнодорожников» (в поездах), «савотейщиков» (выпрашивали еду в лавках и продавали ее). «Севастопольцами» называли мнимых ветеранов войны, «ходоками — терялками» — детей, разыгрывающих сцену горя от утраты хозяйских денег, «путешественниками» — якобы собирающих на железнодорожный билет.