Бангкок-8 - [13]

Я одобрительно кивнул швейцарцу. Захотел ее — получи. Что еще мужчине желать от жизни?

А сам достал фотографию Брэдли и ждал, пока мамасан объяснит швейцарцу, сколько он должен заплатить за пиво и за девушку.

— Странно, что здесь это называется «пеня», — доверительно сказал он мне. — Словно люди совершают что-то постыдное.

Когда швейцарец расстался с пятисотбатовой банкнотой, а мамасан осенила ею на удачу всех своих девушек, я дал ей знак подойти. Она взглянула на фотографию. Такого мужчину не забудешь: огромный, черный, с бритой головой, статный, с красивым ртом и ослепительной улыбкой. Американец, а не африканец. Конечно, она бы запомнила. Но она здесь недавно.

Это усложняло задачу: Брэдли пять лет прожил в Бангкоке и, видимо, самостоятельно подыскивал себе женщину. Мужчины удивительно быстро устают от площади Нана. А девушки приходят и уходят.

Я терпеливо обошел все бары, везде показывая фотографию тем мамасан, кто, похоже, давно здесь работал, но никто так и не припомнил Брэдли. Я изрядно вымотался, когда вернулся в «Карусель». Огромный бар был наполнен, как обычно, белыми мужчинами и азиатскими женщинами. На экране подвешенного на кронштейне телевизора две белые женщины обслуживали негра. На занимавшем другую стену большом экране «Манчестер юнайтед» играл с мадридским «Реалом». Не занятые с клиентами девушки смотрели футбол. Когда во второй раз за пять минут Бэкхэму с очень острого угла удалось забить в ворота мяч, раздался дружный одобрительный женский возглас.

Зато мужчины не отводили глаз от сцены: там, на подмостках, лежала голая, в одних ковбойских сапогах женщина лет сорока с небольшим и стреляла дротиками из засунутой во влагалище алюминиевой трубки. Клиенты поднимали ей воздушные шарики, и она редко промахивалась. Ее звали Кэт. Она была подругой моей матери и в ту пору, когда я был маленьким, и некоторое время жила вместе с нами. Когда представление закончилось, Кэт, по-прежнему обнаженная, обошла бар. Но теперь она держала в руке перевернутую ковбойскую шляпу, в которую собирала вознаграждение. Шляпа была полна до краев двадцати-, пятидесяти- и стобатовыми бумажками. Когда Кэт проходила мимо, я тоже бросил пятидесятибатовую купюру.

— Могу я поговорить с тобой за кулисами?

Она улыбнулась.

— Через двадцать минуту меня представление в «Голливуде». Приходи в уборную, как только я здесь закончу.

Она завершила тур по залу с таким достоинством, словно занималась не стриптизом, а хирургией на головном мозге. Или служила в полиции. Как только Кэт скрылась в служебном проходе, я встал и протолкался вслед за ней сквозь толпу ждущих своего выхода обнаженных девушек. К тому времени, когда я оказался в раздевалке, Кэт успела надеть майку и джинсы, забросить за спину рюкзачок, но не сменила профессионального выражения лица.

— Как поживает мама? Все собираюсь ее навестить, но Печабун уж очень далеко.

— Пять жарких часов на автобусе. Сам езжу реже, чем хотел бы. — Я достал из кармана фотографию Брэдли и показал Кэт. Ее лицо дрогнуло, и, прежде чем она снова укрылась за профессиональной маской, я понял, что она узнала американца. — Ты его видела?

Она поджала губы и покачала головой:

— Нет. Думаю, что такое лицо я бы ни за что не забыла.

Я убрал фотографию в карман.

— Вот и другие, куда бы я ни совался, говорят то же самое.

— Что он натворил? Убил кого-нибудь?

— Наоборот.

— М-м-м… американец… — Я заметил, как напряглись на ее лице мышцы.

— Морской пехотинец.

— В таком случае ФБР прочешет весь город. Можешь сидеть и не рыпаться — они сделают всю работу.

— Они должны заниматься в связке со мной. У ФБР нет права на следственные действия в Таиланде.

— Шутишь. Я считала, что Америка давно купила нашу страну, только нам пока еще не сообщили. Извини, Сончай, спешу в «Голливуд». Там ждут меня слава и богатство.

Я проводил Кэт по набитому грудями и задницами коридору, вышел за ней на террасу и, позвав по имени, скорчил ей рожицу. Она обернулась и нахмурилась. Но все же запустила руку в черный рюкзачок и вытащила визитную карточку. Не глядя на меня, нацарапала адрес, подала мне и снова улыбнулась.

— Живу за городом, в захолустье. Цены в Бангкоке сильно кусаются. — Она отвернулась и быстро пошла прочь.

Я посмотрел на визитную карточку. Текст был напечатан на английском и тайском языках:

«Кэт Уолк.

Персональные развлечения.

Представления и необычное кабаре».

Далее следовал телефон местной станции — не исключено, что ее агента, — и адрес ее страницы в Интернете. Тот адрес, что написала она, был очень дальней окраиной — можно сказать, уже не Крунгтепом.

Я прошел по выходящему во двор балкону. Угловой бар был вотчиной транссексуалов, которые любили прилюдно подкрашиваться у стоявшего здесь же на столе зеркала. Спускаясь по лестнице, я заметил длинную женственную шею, мягкие черты лунообразного лица и жесткий распутный взгляд. На площади скопилось так много полуобнаженных тел — белых мужских и смуглых женских, — что было трудно пройти.

— Привет, дорогуша. Ты один? — Ко мне потянулся губами транссексуал.

Я мотнул головой.

Один! К сожалению, теперь с этим ничего не поделать. Я протиснулся на улицу сквозь скопище пропитанных потом маек, тоскливо размышляя о том, что мне предстоит. Нана-плаза — это всего лишь косточка в середине манго. На боковых сой находятся тысячи баров и заброшенных участков, особенно на другой стороне Сукумвит, вплоть до самого Асока. Это, кстати сказать, одна остановка надземки. Около пяти акров смуглой плоти, готовой отдаться внаем такому же количеству белой. Встреча Востока с Западом. Разве пристало мне осуждать, если я сам обязан своим существованием этому соитию?