Пленные в полуподвешенном состоянии, касаясь пола только пальцами ног, раскачивались на крюках, торчащих из накатного потолка.
— Представьте мне наших гостей, — велел полковник подхорунжему.
— Вот этот, — Белоножкин ткнул пальцем в молодого человека с заплывшим глазом и опухшей верхней губой, на которой запеклась сукровица, — заместитель начальника штаба Колокольников Роман Игнатьевич, одна тысяча восемьсот девяносто пятого года, мещанин из Николаевска. Другой, — подхорунжий показал на хмурого усатого мужика средних лет, — Деревянко Денис Дмитриевич, одна тысяча восемьсот семьдесят восьмой, крестьянин Самарской губернии.
— Превосходно. Полагаю, автомобилем управлял молодой человек?
— Так точно, ваше превосходительство.
— Чем его так?
— Это Усатов из пращи метнул. Надо было без выстрела взять, вот он и переборщил.
— Ох уж этот Усатов. А Деревянко, значит, сопротивления не оказал?
— Так точно, смирный.
— Добро, это настраивает на хороший лад. Итак, — полковник снял китель и начал закатывать рукава рубашки, — мы можем значительно ускорить ту неприятную процедуру, к которой должны приступить. Я собираюсь задать вам несколько неудобных вопросов о составе и расположении сил в станице Лбищенской. Я понимаю, что чувство долга и взаимовыручки не велит вам сотрудничать с врагами, предавать своих сослуживцев. Но я предоставлю вам две уважительные причины, которые должны примирить вас с чувством долга. Во-первых, честно отвечая на вопросы, вы сохраните жизни не только себе, но и своим друзьям, потому что количество боеприпасов у нас ограничено и стрельба будет лишней тратой времени и ресурсов. Мы не собираемся убивать пленных, нам нужен только ваш командир Чепаев, остальных мы согласны с богом отпустить по домам или разрешить присоединиться к белому движению. Во-вторых, добровольное сотрудничество избавит вас от допроса с пристрастием. Уверяю вас, куда лучше и безболезненнее ответить сразу.
— Напугать хочешь, гнида белая? — спросил заместитель начальника штаба.
— Что вы, Роман Игнатьевич, ни в коем разе. Если бы я хотел вас напугать, я бы взял клещи и выдрал зуб вашему товарищу, уверяю, это безотказно действует. Но мне хочется обойтись без этого, поэтому я вас спрашиваю — будете ли вы говорить?
— Иди к черту.
— Вы правы — несомненно, после смерти я отправлюсь в ад. Однако, если верить большевистским догматам, загробной жизни не существует, и я могу избегнуть адских мук, а вот вы просто так не отвертитесь.
— Стойте! — завопил Деревянко, увидев, как полковник берет клещи. — Не трогайте его, я все скажу!
— Заткнись, Деревянко, я тебе приказываю! — обернулся к товарищу Колокольников.
— Данил Наумович, заглушите Романа Игнатьевича.
Белоножкин заткнул молодому пленнику рот кляпом и надел на голову мешок.
— Я вас слушаю, Денис Дмитриевич.
— Христом богом прошу, не мучайте нас! Все расскажу, только не мучайте.
— Данил Наумович, спрячьте инструменты.
Пока подхорунжий убирал пыточные инструменты в сумку, красноармеец Деревянко следил за ним. Потом перевел взгляд на полковника:
— Спрашивайте.
— Вот это дело. Итак, братец, расскажи нам — куда вы ехали в столь поздний час?
— В Сломихинскую ехали.
— Вот так, с бухты-барахты? Что-то ты, братец, утаить пытаешься…
— Мы люди служивые, приказ получили — выполняем. Ваше высоко… велите спустить меня вниз, затек я совсем. Вы не сомневайтесь, я не убегу, Христом богом клянусь.
— Отвечай, зачем ехали в Сломихинскую?
— Говорю же — приказ получили. Велели перегнать автомобиль в Сломихинскую и ждать дальнейших распоряжений.
— Кто велел?
— Начальник штаба, вестимо.
— Прямо так и велел — перегнать автомобиль среди ночи?
— Мне-то он ничего не говорил. Просто пришел ночью человек, сказал — донесение из Уральска принес, а у самого мандата нету. Я его, конечно, к начальству. Начальство его выслушало и убежало куда-то. Потом приехал на автомобиле другой человек и тоже, говорит, донесение. Но у него мандат был, хоть и старый, Тверитинов фамилия. Начальство вернулось, повело Тверитинова к Чепаю, потом возвращается и говорит: «Срочно вернуть автомобиль в Сломихинскую и ждать там до особого распоряжения».
Полковник непонимающе посмотрел на Белоножкина.
— Подхорунжий, вы хоть что-то поняли?
— Ни слова, господин полковник. Достать инструменты?
— Нет! — заорал Деревянко. — Я правду говорю! Так и было!
Бородину не требовались инструменты, чтобы проверить искренность красноармейца, тот явно говорил правду и готов был говорить еще. Но какой смысл в этом ночном рейсе?
— Ни пакета, ни устного поручения не было?
— Нет, ничего.
— Ничего глупее не слышал. Хорошо, допустим, ваш начальник идиот. Можешь ты сказать, сколько сейчас бойцов в гарнизоне?
— С точностью до человека не скажу, но тысячи четыре точно.
— Конников?
— Две тысячи лошадей, фуражу едва хватает.
— Добро. На карте можешь дислокацию показать?
— Могу.
— Хорошо. Подхорунжий, снимите его и запишите все показания.
— А с этим что? — спросил Белоножкин, показывая на Колокольникова.
Полковник спросил у Деревянко:
— Как вы думаете, Денис Дмитриевич, что делать с вашим товарищем? Сами понимаете, он для нас ресурс бесполезный.
