Банда Гимназиста - [89]

Старицкий слишком хорошо знал Нелюбина. Так друг Мишка мог звать его только в исключительных случаях. Георгий оглянулся и увидел направленное ему в грудь дуло «браунинга».

– Ты что, свихнулся? – нахмурился Старицкий.

– Выходи из воды, – зловеще проговорил Андрей.

– Шутишь? – натянуто улыбнулся Георгий.

Рябинин посмотрел другу в глаза и понял, что последняя надежда на ошибку рухнула: «Он, гад, Гимназист и есть!»

– На берег, быстро! – в голосе Андрея зазвенел металл. – Руки!.. Выше!

– Миш, «браунинг» – опасная игрушка! – нервно хохотнул Старицкий.

– Ежели не хочешь получить пулю, как твой приятель Фрол, выходи.

Георгий побледнел, в глазах блеснули злобные искорки.

– Ты о чем, Миша? – прошептал он.

Андрей залился долгим истеричным смехом:

– Боже мой! Наказание какое-то! Самый страшный налетчик губернии, легендарный Гимназист, неуловимый Черный Поручик, он же – Юрий Немов, он же – бывший партизан, бывший корниловец, геройский офицер-разведчик, нэпман-хлеботорговец – мой друг детства, верный друг навеки, Георгий Старицкий! Стоять, сволочь!!!

Он утер слезы с лица и взял себя в руки.

– Стреляю я прекрасно. А уж с пяти шагов – в десятку. Не будешь слушаться – вмиг отправлю к Фролу на свиданье.

Георгий покачал головой:

– Так стреляй, Миша. Лучше принять смерть от тебя, чем от других.

Рябинин сунул пистолет в карман.

– Не для того я тебя, мерзавца, на германском фронте тащил три версты раненого, чтобы вот так, как собаку, кончать.

– Тем паче, – подходя к лодке, сказал Старицкий. – У тебя есть право. Как и право работника органов.

– Для тебя я – не работник ГПУ! – отрезал Андрей. – Ты хоть понимаешь, что произошло?

Георгий сел на борт лодки:

– Я знал о том, что между нами будет размолвка, с того момента, как ты перешел служить легавым. Помнишь наш последний разговор? Мне давно пора было убираться из города…

– Одевай штаны и пойдем-ка в тень, – выбираясь из лодки, бросил Рябинин.

– А здесь что, неудобно? – хмыкнул Старицкий. – Боишься тузик кровью запачкать?

– Хочу услышать историю чудесного превращения боевого офицера в бандита.

* * *

– С чего прикажете начать, Андрей Николаевич? – покусывая сухую былинку, спросил Георгий.

– Михаил, – поправил Нелюбин. – Мы расстались в январе восемнадцатого в Петрограде, так вот и поведай о том, что случилось дальше.

– Душу заставляешь бередить? – Старицкий опустил голову.

– Переживешь. Ты же – легенда. И нашего двора, и 4-го Ударного, и преступного мира.

Георгий пристально посмотрел ему в глаза:

– Жесток ты, Миша! А я и не знал.

– Есть у кого поучиться.

Старицкий тяжело вздохнул:

– Изволь. Сначала так сначала…

Я прибыл в Ростов в конце февраля. Красные части Сиверса рвались к городу. В штабе первой Добровольческой дивизии на меня посмотрели как на кудесника: «Как вы только пробрались через позиции противника! – удивился полковник-штабист. – Большевики напирают, на счету каждый штык. У вас оружие есть? Не имеете. Ну, у нас таких патриотов – хоть отбавляй. Город все равно не удержать, ступайте в обоз, отходите к станции Аксай, там разберемся».

На следующий день Ростов был оставлен. «Добровольцы» закрепились в Ольгинской. Станица походила на огромный цыганский табор: улицы и дворы заставлены возами со скарбом беженцев; в каждой хате у печи дамы из общества в бриллиантах и мехах готовят еду защитникам Отечества; в штабе – очередь змеей, затылок в затылок: бывшие министры, депутаты, заводчики. Всюду гвалт, грязь и толчея. Штабные офицеры охрипли от уговоров, позеленели от обещаний. Рядом – строевые добровольцы, сумрачные и отстраненные. Кому-то нужно вывезти больную жену, а им завтра умирать. С трудом добился аудиенции у генерала Маркова. «Служить, голубчик, хотите? Похвально. Определяйтесь рядовым в мой офицерский полк… Ах, вы боевой командир, поручик? Да у нас, братец, там полковники с винтовками наперевес бегают! Впрочем оружия не хватает, довольствия тоже…»

Марковский полк компактно разместился в центре станицы. У каждого кадрового военного по два, а то и три «денщика» из юнкеров, кадетов и гимназистов. Последние ждали зачисления в добровольцы, стремились получить оружие и поскорее погибнуть за Россию.

Спустя несколько дней Корнилов созвал Военный совет и предложил двинуться на Кубань. Многочисленный обоз из беженцев было решено оставить для облегчения передвижения.

Армия в составе четырех тысяч человек, весьма разношерстная по составу и плохо экипированная, немедленно вышла в поход. Противник передвигался по железной дороге на бронепоездах и в эшелонах, поэтому Корнилов приказал идти пешим маршем через степь. Я очень порадовался, что прихватил из Питера теплое белье, иначе пропал бы на пронизывающем ветру. Прибывшие в Добровольческую еще осенью, многие – прямо с фронтов империалистической, офицеры мерзли без теплых вещей. Неунывающие юнкера даже сочинили жалостливую песенку: «Знаешь, мама, как продрог я на ветру!..»

Так начался наш «Ледяной поход», последний подвиг генерала Корнилова и первое испытание его армии.

Мое боевое крещение на гражданской случилось у села Лежанка. Путь добровольцам преградил Дербентский полк 39-й пехотной дивизии красных. Большевики не ожидали, что наше немногочисленное, измотанное в переходах, полуголодное и оборванное войско сможет оказать достойное сопротивление.