Банда 3 - [3]

— Здравствуй, Паша! — произнес Леонард с такой искренней радостью, что Пафнутьев просто вынужден был подняться и пожать холодную узкую ладонь Анцыферова. — Редко заходишь!

— Прохладно у тебя здесь... Дует.

— Не всегда, Паша, не всегда, — Анцыферов почтительно присел не у самого стола, а чуть в отдалении.

— Да, прошлый раз окна остались целы, — пробормотал Шаланда.

— Нас всех подстерегает случай, — со вздохом процитировал Анцыферов.

— Над нами сумрак неминучий? — спросил Пафнутьев, давая понять, что и он не лыком шит, и он по части стихов не последний человек.

— Кофейку бы, а, Леонард?

— А может, чего покрепче? — живо спросил Анцыферов.

— Для этого мы придем как-нибудь вечерком, да, Шаланда? Кстати, Леонард... Представляешь, наш друг Шаланда ни разу не был на Канарских островах... А мечтает! Жена просто затылок ему прогрызла этими островами... Помоги!

— У тебя когда отпуск? — спросил Анцыферов у Шаланды, и тот в полной беспомощности посмотрел на Пафнутьева, прося помощи и защиты.

— Летом у него отпуск, летом, — весело сказал Пафнутьев. — Но недельку-вторую ему и сейчас могут дать. Зимой. За хорошую работу по защите граждан.

— Заметано! — спросил Анцыферов и, вскочив, унесся отдавать указания. Внешне он не изменился после того, как покинул кабинет городского прокурора. Та же тройка, галстук, блестящие туфли...

Пафнутьев с улыбкой наблюдал за суетой Анцыферова в глубине зала и понимал — все-таки изменился Анцыферов. Легче стал, проще. Складывалось впечатление, что нашел человек себя, нашел дело, в котором уверен, спокоен, и нет у него никакой надобности с кем-то советоваться, искать чьего бы то ни было одобрения. Уже не нужно было тужиться, что-то там изображать надсадно и бестолково, подыскивать слова, которые бы ни к чему не обязывали. Теперь слова сами слетали с его уст, простые, естественные, уместные. Несмотря на печальное происшествие в ресторане, Анцыферов был оживлен, вездесущ и как-то радостно возбужден. Он знал, как себя вести, что ответить на вопросы Пафнутьева и Шаланды, о чем умолчать, чтобы его роль в случившемся была чиста и печальна. И неуязвима.

— Быстро перестроился, — пробормотал Шаланда.

— А он и не перестраивался. Не было надобности. Он всегда был наизготовку. Раньше приговоры подавал на блюде, сейчас вот кофе. Быстро, четко, умело... Ты и оглянуться не успеешь, как однажды утром обнаружишь на собственном столе конверт с авиабилетами на Канарские острова.

— Ты что? Умом тронулся? — Кто? Я? — удивился Пафнутьев так искренне, что Шаланда даже не заподозрил розыгрыша. — Ладно, — Пафнутьев повернулся наконец лицом к столу. — Что тут случилось?

Шаланда не успел ответить — из подсобных помещений к ним быстро приближался официант в белом кителе с золотыми пуговицами, сверкавшими, как у солдата на первом году службы. Он огибал столы с такой скоростью, что даже наклонялся на поворотах, как слаломист на спуске.

— Прошу вас, — официант поставил на стол поднос с двумя чашками кофе и двумя маленькими, грамм по пятьдесят, бутылочками коньяка. — У нас сегодня немного прохладно, может быть, это окажется и кстати.

— Окажется, — кивнул Пафнутьев, и официант удалился с таким гордым видом, будто исполнил опасный номер. С некоторых пор Анцыферов хорошо знал, что вручить даже такую невинную взятку, как сто граммов коньяка, действительно опасно. Но знал он и то, что Пафнутьев мелочиться не станет.

Увидев в глубине зала Анцыферова, наблюдавшего за ними с напряженным вниманием, Пафнутьев встал и церемонно поклонился. Благодарю, дескать, премного доволен. И Анцыферов склонился в поклоне, прижав руку к груди. Открыв микроскопическую бутылочку, Пафнутьев вылил коньяк в кофе, бутылочку спрятал в карман.

— Следы преступления надо уничтожать, — пояснил он Шаланде, который никак не мог решить, что ему делать со своим коньяком. Поколебавшись, он последовал примеру Пафнутьева и так же, как и тот, сунул бутылку в карман. Заметив на столе оставшиеся алюминиевые пробки, он их тоже сунул в карман. Теперь уже никто не мог заподозрить его в противоправных действиях.

— Представляешь, до сих пор не могу избавиться от ощущения, что он прокурор города, — проговорил Шаланда с виноватой улыбкой.

— Это пройдет, — невозмутимо ответил Пафнутьев.

— Значит, так, — выпив кофе двумя глотками и отставив чашку, Шаланда приступил к делу. — Полчаса назад... Подкатывает к ресторану на мотоцикле...

— Один?

— Да, свидетели говорят, что он был один. Одежда обычная — черная куртка, шлем, очки... Достает автомат, короткий какой-то... Вроде Калашников, но укороченный...

— Знаю, — кивнул Пафнутьев.

— Не торопясь, передергивает затвор и дает длинную очередь по окнам. Некоторые утверждают, что была и вторая очередь... Гильзы мы подобрали. Половину обоймы выпустил. Потом развернулся, свернул в переулок и был таков.

— Жертвы?

— Есть... Один умер на месте. Его увезли до того, как ты пришел.

— Могли бы и не торопиться.

— Увезли, Паша. Если захочешь посмотреть, знаешь, где его можно найти. Теперь не убежит. Второго ты видел. Должен выжить. Я не силен в медицине, но по части огнестрельных ранений за последние два года получил неплохой опыт...