Бамбуш - [2]

Но, возвращаясь домой, я думал почему-то не о разговоре с начальником и даже не о своей будущей работе. Я вспоминал встречу с маленьким мальчиком в дырявой шляпе. В ушах моих опять и опять звучали горькие слова его: «Папу жду…»

Как же действительно его зовут? И какой он колючий! Не сказал свое имя. Все равно я с ним еще познакомлюсь…

3

Я работаю в красном уголке. Из фанеры мне сделали большой щит, шириной в полтора, высотой в два метра. У меня задание: нарисовать ленивых девушек с их грязными стрелками.

После обеда на нашу станцию прибыл еще один военный эшелон. Вмиг собралась толпа. Гражданские смешались с военными. Теснятся у самых вагонов с тайной мечтой найти среди солдат своих родных и близких, брата и мужа, сына и отца, знакомых и соседей Солдат много, а своих нет.

Я тоже, как весенний суслик после спячки, вышел из красного уголка и смотрю на людей.

Со стороны смотришь — сердце стонет: старушки, обхватив молодых солдат за шею, целуют в обе щеки и умываются слезами. Старики, чтобы не поддаться слабости, заложив руки за спину, стоят в сторонке. Девушки и молодухи то причитают, вспоминая о своих милых, то хохочут, то отходят, прячась от солдатских шуток.

Вышел дежурный по станции.

— Куда это солдаты едут? Домой? — спросил я.

— Военная тайна.

Дежурный поднял желтый флажок.

Эшелон тронулся. Люди разошлись.

Я еще долго стоял. Когда направился к красному уголку, снова увидел мальчика. Он стоял на прежнем месте в той же позе.

— Здоров, мужичок! — как можно веселее поздоровался я.

Мальчик не ответил и даже не шевельнулся. Застывшее лицо его было совсем восковым… Казалось, что он даже не замечает меня.

Потом совсем не мне, а точно отвечая на горькие свои мысли, он сказал чуть слышно:

— Опять нет папы.

Чтобы успокоить мальчика, я участливо подхватил:

— Он обязательно приедет.

Только теперь мальчик заметил меня. Черными глазами стал прощупывать меня с ног до головы и, когда встретились наши взгляды, сердито буркнул:

— Ты опять пристаешь?

В ответ я сочувственно спросил:

— Продрог?

Распахнув пальто, мальчик показал свои ноги. Из носков разбитых сапог торчали какие-то тряпки. Угрюмо, не по-детски сказал:

— Ноги замерзли.

— Пойдем ко мне греться.

— А где живешь?

— В красном уголке работаю.

— Будут ругаться?

— Кто?

— Начальник.

— Я там один.

Мальчик пошел за мной.

4

В красном уголке он сразу увидел свою березовую палку. Подбежал и взял ее.

— Моя!..

— Садись у печки, погрей ноги.

Мальчик хотел сесть прямо на пол. Я повернул освободившийся от угля ящик и постелил на нем газету. Он сел и снял сапоги. Из-под грязных портянок показались покрасневшие маленькие вспухшие ноги. Хотел прижать ноги к стенке печки, но быстро отдернул: горячо.

Я бросил ему под ноги сухую тряпку. Думал, согревшись у печки, мальчик разговорится. Я сел рядом с ним на табуретку. Он искоса посмотрел на меня и спросил:

— Снова?

— Нет.

— А как тебя зовут?

— Бадма.

— Красивое имя.

— А как тебя?

— Борис.

— Значит, Боря…

— Я не маленький.

— Сколько тебе лет?

— Ишь ты!

— Стало быть, не знаешь, сколько тебе лет?

— Знаю — не скажу.

— А мне семнадцать лет.

Мальчик стал загибать свои пальцы. Чтобы подсчитать мой возраст, пальцев у него не хватило.

— Ты пожилой, — наконец заключил Боря.

— Сколько же тебе лет? Покажи на пальцах, — посоветовал я мальчику.

— Ты милиционер, что ли? — сказал Боря и стал наматывать на ноги портянки.

— Куда же? — торопливо спросил я.

— Домой.

— Посиди.

— Мама ждет.

— А как маму твою зовут?

— Никак.

— А мою маму зовут Байирта́. А как твою?

— Много будешь знать, быстро состаришься.

Это были явно не его слова. Слова взрослых. Он был слишком смышлен, чтобы принимать его за ребенка, но слишком мал ростом и небогат, видимо, годами, чтобы считаться с ним, как со взрослым.

Боря натянул свои большие, разбитые сапоги, потуже надвинул дырявую черную шляпу и, взяв березовую палку, направился к выходу. Я крикнул ему:

— Когда будешь на станции, захаживай ко мне погреться!

Боря не ответил. Так молча и ушел.

Я посмотрел в окно. Он, как маленький старичок, с посохом в руках, мелкими шажками шел в сторону поселка.

5

В эти дни число эшелонов с военными, которые шли с запада на восток, заметно увеличилось. Постепенно раскрывалась и «военная тайна», о которой умолчал дежурный по станции.

Война на западе подходила к концу. Мы знали по газетам, что войска наши уже под Берлином, и со дня на день ждали окончательной победы. Но на востоке еще злобно огрызались японские самураи, и туда перебрасывались войска смирить их.

Жители нашего поселка, как только прибывает военный эшелон, гурьбой валят на станцию. У всех та же робкая надежда: встретить родных.

Мой новый знакомый, Боря, торчит на станции целыми днями.

Теперь он уже без специального приглашения стал приходить погреться в красный уголок.

6

Говорят: «Когда у ребенка в руках сладость, приятно его ласкать». А по-моему, когда пряник у тебя в руках, легче привлекать ребятишек.

Тогда, в военное время, настоящие лакомства были у нас очень редкими. Однажды я попросил у мамы кусок хлеба и взял его с собой.

Когда пришел ко мне Боря, я ему подал этот кусочек.

— Не надо мне, — отказывался Боря, но я ясно услышал, как он глотнул слюну.