Балтийская Регата - [45]

После фотосьемки и снятия подробных планов местности, выходили к своим окружным путем, через Польшу, где местное население тоже не очень-то предлагало помощь в продовольствии, а партизаны Армии Крайовой вообще воевали с русскими. Про еврейские партизанские отряды отдельная песня. Они воевали со всеми. Они били и поляков, и немцев, и русских одинаково. Их цель была просто выжить путем банального вооруженного грабежа всех и всегда. Только не называйте меня юдофобом, просто так было, и я тут ни при делах. А партизаны Армии Людовой действовали далеко от мест, по которым группа выходила к своим. Продовольствие давно закончилось, в лесу было холодно, сыро и кое-где лежал снег. Но группа имела ценные сведения, которые невозможно было передать по рации, её хватало только на получение инструкций. Радиомолчание заранее обговаривалось при заброске. Кроме фотографий матерей и детей удалось засечь постройку в лесу двух баз «Вервольфа». Были сняты кроки различных линий заграждений и долговременных оборонительных точек. К своим выходили две недели и вышло их из десятка только трое. За этот подвиг лейтенант получил орден «Красного Знамени», хотя представляли его на «Героя».

Вернувшийся из трудного и опасного рейда Волочков доложил своему непосредственному начальнику капитану второго ранга Пироговскому о результатах рейда. Клепиков остался в Кронштадте. Вячеслав был просто вымотан постоянной опасностью, голодом и холодом рейда и попросил дать остаткам группы просто отлежатся и помыться в бане.

Одним, вернее одной из выживших была радистка Зоя. Группа базировалась в расположении фронтовой разведки Третьего Белорусского фронта. В недавно отбитом у немцев самом первом поместье на территории Восточной Пруссии. Недалеко был и походно-полевой банно-прачечный батальон.

Оставив свои нехитрые пожитки в палатке, группа в полном составе пошла, куда и стремилась, а именно в баню. Баня тоже располагалась в палатке, только там была горячая вода, прожарка для обмундирования и даже небольшая передвижная парилка. Но всё было походным, а значит не делилось по гендерному признаку. Война не женское дело, да и не мужское тоже, Банщик это уже хорошо знал. Баня была пуста и, пропустив Зою, вперёд лейтенант и старшина уселись на лавочке у палатки в почётном карауле. Говорили ни о чём, отдыхая и душой, и телом в безопасной обстановке. О погибших друзьях даже не вспоминали, слишком это было тяжело и горько. Война, эта сука, кончалась в страшных судорогах и велась слишком кроваво и беспощадно в этот последний для неё год и вспоминать её на отдыхе совершенно не хотелось.

Через полчаса на дороге показалась открытая машина. Она подъехала к самой палатке и оттуда вылез майор интендантской службы, Он, видимо, решил тоже помыться. Увидев двух оборванцев, стоящих по стойке смирно, он небрежно отдал честь и пошел сразу к палатке в баню.

— Товарищь майор, туда нельзя! — сказал лейтенант.

— Как это нельзя? Мне можно. — ответил тот.

— Трищь майор, вам же хуже будет. Моё дело предупредить, а только я бы прислушался к внутреннему голосу и не искал приключений на свою голову.

— Боец! — у Банщика не было знаков различия, он был прямо с задания и только после бани рассчитывал переодеться.

— Как разговариваем со старшим по званию? Ты что себе позволяешь?

— Ох! Да ничего я себе не позволяю необычного, просто предупреждаю о неизбежных последствиях опрометчивых поступков некоторых полководцев.

— Ладно боец, я с тобой позже разберусь. — и майор вошел в предбанник.

Там он спокойно разделся и прошел в помывочную. На этом спокойная и размеренная жизнь полководца закончилась. Начался ад. Причем он сам просто не понимал, что происходит, под завывание сирены в него, как в Мойдодыре, летели тазики, помывочные мочалки, лился кипяток и ощущались вполне профессиональные удары тупых и тяжелых предметов. Особенно сильный удар пришелся по голове избиваемого. Он выбил из неё остатки разума и обратил его в паническое бегство. Так толком ничего и не поняв, он от ужаса и боли, как был, в чём мать на свет произвела тридцать лет тому назад, выскочил наружу. Наружи все было спокойно, пикирующих бомбардировщиков врага не замечалось, а на лавочке мирно сидели два оборванца, один шофер и мирно смолили самокрутки.

— Что это было? — спросил голый, ошпаренный, обалдевший от побоев человек.

— Просто последствия необдуманных агрессивных поступков. — ответил за всех Банщик, совершенно голому, на тот момент, человеку.

Тут до обезумевшего мозга интенданта дошла картина происходящего, которая уже начала собирать постепенно своих бесплатных, но благодарных зрителей. Он метнулся назад в палатку, но на пороге остановился в нерешительности.

— Ладно, будешь должен. — сказал лейтенант и протянул побитому неандертальцу чистые кальсоны.

Через пару минут ужасы военного бытия сменились пасторалью всеобщего мира. На пороге окончания войны, на лавочке сидели четверо уставших русских мужика, каждый на своём месте, добивающих фашистскую уродину и мирно разговаривали ни о чём, слушали пение птиц и наслаждались первым летним солнышком последнего года окаянного времени всеобщей войны.