Бальмонт - [32]

Три поэта и мыслителя с их парадоксами оказывают в это время сильнейшее влияние на Бальмонта: Бодлер, Эдгар По и Ницше. В Бодлере он видит «вид мучительства над самим собой, неудержимое стремление входить в диссонансы и вводить себя в волну противоречий» («О „Цветах зла“»). «Безумного» Эдгара По Бальмонт называет «величайшим из поэтов-символистов», «гением открытий», который творил в состоянии «величайшего экстаза» и «от самых воздушных гимнов серафимам переходил к самым чудовищным ямам нашей жизни, чтобы через остроту ощущения соприкоснуться с иным миром, чтобы и здесь, в провалах уродства, увидеть хотя серное сияние» (статья «Гений открытия»).

Приведенные высказывания о Бодлере и По характеризуют в первую очередь творческую позицию самого поэта. Что касается Ницше, то он привлекал Бальмонта прежде всего критической «переоценкой ценностей», неприятием устоявшихся моральных догм.

На вопросе о Бальмонте и Ницше следует остановиться подробнее. Бальмонт был знаком не только с книгой-поэмой Ницше «Так говорил Заратустра», но и с другими его трудами. «Самый блестящий поэт-философ 19-го столетия» — так определял Бальмонт Ницше (в статье «Гении охраняющие»). В то же время он считал, что Ницше в создании образа Заратустры следует за иранской Зенд-Авестой, а в своей философии «вышел из Достоевского», учился у него (статья «О Достоевском»). В понимании «сверхчеловека» Бальмонт скорее опирался на Гёте, чем на философа. Он писал: «Все узнать, все понять, все обнять — вот истинный лозунг Übermensch’a [6] — слово, которое Гёте употреблял раньше Ницше с большим правом» (статья «Избранник земли»). Не идея превосходства над другими привлекала Бальмонта в «сверхчеловеке», а идея нового человека — творческой личности, способной всё понять и обновить жизнь. В гётевском смысле выступает у Бальмонта сверхчеловек («И я в человеческом — нечеловек») в программном стихотворении «Мои песнопения», в котором «стозвучные песни» автора — не что иное, как «все узнать, все понять, все обнять». В своем «все дозволено» Ницше доходил не только до разрушительной критики христианства, но и до скандального тезиса: «Бог умер, Бога нет». Последнее было для Бальмонта абсолютно неприемлемо, хотя не раз в его стихах звучат богоборческие мотивы, Люцифер выступает в роли параллельного демиурга, а свободная творческая личность находится как бы над Богом и дьяволом.

В октябре 1899 года Бальмонт уезжает за границу до августа следующего года. Некоторое время он находится в Берлине, а затем отправляется в Париж. 13 октября в письме из Берлина он извещает поэтессу Л. Н. Вилькину (вторая жена Н. М. Минского): «У меня много новостей. И все хорошие. Мне „везет“. Мне пишется. Мне жить, жить, вечно жить хочется. Если бы Вы знали, сколько я написал стихов новых! Больше ста. Это было сумасшествие, сказка, новое. Издаю новую книгу, совсем не похожую на прежние. Она удивит многих».

И далее — о своих переменившихся взглядах:

«Я все в мире благословляю. Все люблю».

Белый воздух прохладен.

Не желай. Не скорби.

Как бы ни был ты жаден,

Только Бога люби[7].

«Я изменил свое понимание мира. Как ни смешно прозвучит моя фраза, я скажу: — Я понял мир. На многие годы, быть может, навсегда».

В Париже в начале 1900 года Бальмонт подготовил и прочитал в Латинском квартале для русской аудитории лекцию «Элементарные слова о символической поэзии». В виде статьи она вошла в книгу «Горные вершины» (1904). Это было первое в России развернутое суждение о символизме как новом направлении в литературе, высказанное одним из самых талантливых его представителей.

На март — апрель Бальмонт уезжает в Испанию, бывает в Мадриде, Толедо, Гренаде и других местах, но в основном пребывает в Севилье. 10 ноября он сообщает матери, что написал в Испании два десятка стихотворений и переводит Кальдерона. «Под этим солнцем цветы и стихи цветут и расцветают», — делится поэт своими впечатлениями об Испании. Следующее его письмо от 10 мая — уже из Биаррица, где Бальмонты поселились на четыре недели. «Надоели нам странствия до смерти, — жалуется поэт матери, — и, как ни красив океан, я сплю и вижу, когда же, когда же я буду в России. Но здесь очаровательно <…>. Ни о чем не хочется думать, ничего не хочется загадывать. Слушать музыку моря и дышать прохладой океана. Счастье — жить и мыслить».

После Биаррица Бальмонт на несколько недель съездил в Лондон и Оксфорд, вернулся в Париж, а затем, в августе, на две недели приехал в Москву. Жить Бальмонты устроились в Петербурге. Здесь у них 25 декабря 1900 года родилась дочь Нина — Ниника, как ее звали в семье. Названа она была в честь Нины Васильевны Евреиновой, верного друга семьи Бальмонтов. Поэт очень любил дочь, позднее он посвятит ей книгу пленительных стихов «Фейные сказки» (1905).

Сборник «Горящие здания» вышел в свет в мае 1900 года, в нем было помещено 131 стихотворение. Начиная со второго издания (1904), сборник открывался такими словами: «Посвящаю эту книгу рубиновых страниц моему другу С. А. Полякову, с которым мы вместе ее пережили». Первое издание сразу же было разослано литературным друзьям. Не без волнения поэт ждал оценки князя Урусова, с которым делился еще замыслом книги, но тот промолчал. Причина была не только в его тяжелой болезни, но и в том, что он не принял книгу. В письме от 4 июня 1900 года князь поделился своим впечатлением от «Горящих зданий» с писательницей Александрой Алексеевной Андреевой (сестрой жены поэта): «mania grandiosa