Бальмонт и Япония - [54]

Много излюбленных Судьбою я видел благословенных уголков Земли. Много раз, в путях, я был счастлив на далеких живописных островах Океании или в горном уюте солнечных стран. Но нигде я не испытал того, что в Японии. Несколько недель счастья, в раме сказочной красоты, и ни одной минуты испорченной, ни единого мгновения, чем-нибудь затемненного. Ниппон, Корень Солнца, умеет быть таким. Древо Солнца, в корне своем, растет из чистого золота.[469]

Бальмонт тревожится о судьбе своих японских друзей, «преданной любовью» любящих Россию: Нобори Сёму, Осэ Аика, Катаками Нобуру. Но самые взволнованные и поэтические слова он опять-таки обращает к «полетным пятистишиям», «легким и воздушным», японским танка:

Если взять несколько белых роз, найти утонченный одухотворенный огонь алого цвета и обрызгать этим пламенем белые розы – концы лепестков их будут обожжены, белые лепестки будут казаться обрызганными алой кровью. Такие белые розы есть в действительности. Но японские танки, полетные пятистишия, легче их и воздушнее. Века и века японское сердце, мужское и женское, училось в зрелищах красоты и в великой борьбе отбрасывать ненужное, начиная певучую повесть сердца, которая есть стих. Трудно состязаться с тем, кто века научался играть былинками, как музыкальными строками, и в десять слов пяти строк влагать намеками и утончением метко схваченную картину и выразительно сказанный связный сказ. Мои русские строки будут тяжелее щебечущих японских строк, которые улетают, как стая птиц, улетают, как золотые листья в сентябрьском воздухе, уплывают легко, как рыбки, ускользают, как дальние облачка в синеве, как отражения цветка в воде.[470]

И Бальмонт приводит вновь целую вереницу переложенных им по-русски пятистиший поэтов Ниппона VIII–XIX столетий: Бунъя-но Ясухидэ, Оно-но Комати, Ки-но Цураюки, Минамото-но Сигэюки, Фудзивара-но Кинто, императора Сутоку, Цунэнага Асон, Фудзивара-но Нобуёси, Муро Кюсо, Дзиппэнся Икку (см. Приложение 4). В тексте помещено было и прекрасное стихотворение самого Бальмонта (1922) – сонет, посвященный Солнечному острову: «Мне памятен любимый Небом край…» (см. Приложение 1).

Статья Бальмонта заканчивалась поэтически проникновенными словами надежды:

Вот я сплел, как умел, цветочную перевязь из цветов, выросших в далеких садах, и бросаю ее в голубую Атлантику. Пусть доплывет она до синезеленых громад Тихого океана. Как малый дар, самомалейший, пусть достигнет она до Солнечного острова, который не погибнет никогда, ибо, если восстают на него иногда духи подземного Огня, за него и над ним всегда лик Солнца.[471]

В том же 1923 году в Париже на французском языке (в переводе Л. Савицкой, приятельницы Бальмонта) появляется книга «Солнечные видения»[472], составленная из путевых очерков поэта, что печатались ранее в русских периодических изданиях. Увлеченность Бальмонта Востоком, насколько можно судить, не покидает Бальмонта вплоть до середины 1920-х годов. «Я славянин, я ариец, и я люблю Индию страстно, и люблю древний Египет, и люблю Японию и Китай», – признавался поэт в письме к Ш. Авивит 22 августа 1924 года[473].

Упомянем также статью о розах, озаглавленную «Прихоть Природы»[474]. В ней Бальмонт подробно пересказывает изречения из книги «Раккун» («Философские удовольствия»[475]), принадлежащей перу японского писателя и мыслителя XVII века Кайбара Экикэна (у Бальмонта – Каибара Экикенн)[476] – с его творчеством Бальмонт познакомился, насколько можно судить, осенью 1924 года. В одной из своих статей того времени Бальмонт с восхищением цитировал отрывки из другой книги Экикэна – «Великая школа женщин»:

Старинный японец некогда сказал: «Женщина, выросши, входит в дом другого, чтобы служить своему свекру и свекрови… Женщина должна быть любезна, послушлива, прямодушна, чувствительна и спокойна, вот что ей подобает… <…> Если твой муж приходит в гнев, подчиняйся с боязнию, не гневаясь сама и не противоборствуя сердцу его. Жена должна видеть Небо в личности супруга своего; не подобает, чтобы, идя противу него, подвергалась она караниям небесным. Да не открывается ее сердце никогда для ревности. Если мужчина легкомыслен, да обращается она к нему с увещаниями, но не раздражаясь и не попрекая. Если ее ревность велика, лицо ее и слова будут страшными и отталкивающими; отвращение внушит она супругу своему и понудит его покинуть ее. Если муж твой распутничает, если вины совершает он, являй лик любезный и выговаривай ему голосом нежным; ежели не слушает он твоих увещаний, если придет он в гнев, оставь его на минуту и, когда умягчится его сердце, выговаривай ему сызнова. Но да никогда не пойдешь ты против него с видом жестким и с голосом неприятным. – Недуги, проистекающие из злостности сердца женского, суть: непокорность без скромности, легкий гнев, страсть злословия, ревность, короткое разумение. Пять сих недугов у семи или восьми из десяти существуют у женщин: вот почему женщина ниже мужчины. Женское – тень, а мужеское – свет».[477]

Далее Бальмонт, сопоставляя книгу Экикэна с «Домостроем» (свод морально-этических правил и норм поведения, принятых на Руси в XV–XVI веках, своего рода энциклопедия семейного быта той эпохи