Баллады снова солгут - [15]

— Вот оно как… Слушай, а сколько ты уже зим видел?

Святоша удивлённо глянул на меня:

— С чего это такой вопрос? Двадцать шесть. А что?

— Да просто мне тут подумалось, — полусонно сказала я, — что одна эта зима всех предыдущих тебе стоит.

Он прыснул:

— Спи. Шутница…

Я не видела в этом ничего смешного, но мои глаза уже и впрямь закрывались.

Из плена серых, тревожных снов меня вырвал тычок под ребра. Я еле сумела разлепить веки. За окном на разные голоса стенала ночь, и я снова уронила голову на руки.

Меня толкнули ещё раз и беспокойно зашептали:

— Просыпайся, тревога! Ну!

— Что случилось? — я зевнула.

— Сама посмотри. Да не на меня, в окно!

В колючей, липнущей к окну пурге зияли жёлтые пятна масляных фонарей и раздавались чьи-то грубые голоса. Вот кто-то прошёл совсем близко к окну, и я различила гербовую накидку Ароса. Этой нехитрой картины оказалось достаточно, чтобы разом согнать с меня всякий намёк на сонливость.

— Догнали, — выдохнула я.

— Ага, — кивнул Святоша как-то обречённо. — Чай, не на крестьянских кобылках скакали. Князь Гьяльхельм скакунов с Нижних Лугов заказывает, где уж тут удрать…

— Что будем делать?

Брови Святоши сошлись в один угол, сделав его лицо почти старым.

— Ну, я же сказал. Забыла?

В дверь таверны забухали кулаком. Час был поздний, хозяин уже заложил вход толстой доской. Шумела пурга, шумели за окном ночные гости, ржали лошади…

— Ты вот сейчас сидишь тут очень тихо, — продолжал Святоша, понизив голос до шёпота. — Даже не шевелишься, ясно?

— И что?

— И просто смотришь, что будет. Ну, повтори, что я сказал!

— Что?..

— Что ты сидишь… и… ну?

Подошедший к двери хозяин отлетел, когда она сорвалась с петель, не выдержав ненастья и грубой силы. Ноги в тяжёлых сапогах ступили на скрипучие половицы, в тусклом свете блеснули алебарды. Святоша одним прыжком оказался у стойки, схватил воткнутый в столешницу нож и кинулся на вошедших, точно горная кошка.

А они уж точно не ожидали такого натиска. Короткий, радостный блеск стали, дикий крик, поток крови из чьего-то лица… Порывистый перехват алебарды у падающего тела, отскок назад, медленный блик на остром металле, направленный против смятенных, недоуменных, отшатнувшихся врагов.

Я зажала себе рот обеими руками, когда на меня неожиданно обрушилось осознание того, что Святоша имел в виду. И того, что он это серьёзно. Вопреки его приказанию не двигаться, я оглянулась на окно. Насколько я могла судить, отряд за нами послали небольшой.

— Сдавайся! — гулко рявкнул кто-то. — Именем князя Гьяльхельма Аросского!

— Зачем? — спокойно спросил Святоша. — Вы меня все равно убьёте. Да и я никуда не бегу, видите? Подходите, берите! Ну!

На лицах стражников, обрамлённых поблёскивающими койфами, проступило некоторое уважение. Тот, кто призывал его сдаться, был явно чином повыше, судя по шлему.

— Слушай, парень, — сказал он. — Ну не надо, а? Ты же сам знаешь, что умрёшь. А я тебя видел в деле, и знаю, что голыми руками мы тебя тоже не возьмём. Ну, чем мы-то провинились? Мы враги тебе, что ли? Мы только дело своё делаем. Зачем тебе эта кровь на руках? Не дури.

Лицо Святоши дрогнуло, и он усмехнулся.

— Дядя Гимбальт, ты, что ли? Тебя по мою душу послали?

Стражник вздохнул и стащил шлем.

— Я. Князь-то не дурак. Если ты за неделю в горах не скопытился, значит, второй раз ошибок повторять не станешь, и мелюзга тебя не словит. А за родную кровь он отомстить хочет. Сдавайся, парень. Не грязни душу.

Пальцы Святоши побелели от силы, с которой он стискивал древко. На меня никто не обращал внимания, и я кусала руки, стараясь удержать противный ком в горле.

— Анаки, — сказал стражник Гимбальт, — уж прости старика.

На столе по-прежнему стояла пара кружек. Будь я проклята, на этот раз я не буду ждать жжения в голове, чтобы действовать.

Я сцапала одну из них и запустила в Гимбальта, снявшего шлем совершенно зря. Глиняный сосуд был тяжёл, а я все-таки обладала какой-никакой меткостью. Гимбальт охнул и начал слепо отклоняться назад, на собственных подчинённых, которые мигом отвлеклись от жертвы.

Вторая кружка полетела в окно, которое со стонущим звоном разбилось.

— Пошли, — крикнула я, сорвавшись на противный визг. — Ну, давай, айда!

Святоша, надо отдать ему должное, соображал очень быстро. И двигался тоже. Это рассказывать долго, а на самом деле счёт шёл на какие-то жалкие мгновения, которые я крала у судьбы, сама толком не понимая, зачем.

Сначала он схватил меня за талию и просто швырнул в проем. Отфыркиваясь в сугробе и глотая ветер, я увидела, как он выпрыгивает следом. Затем он дёрнул меня вверх, поднимая. Двое стражников, оставленных с лошадьми, дёрнулись, перехватывая оружие. Святоша просто влетел в седло ближайшего скакуна, сгрёб меня за шкирку, и я почувствовала, как меня укладывают на лошадь поперёк, словно какой-нибудь бесчувственный мешок. В голове снова зашумело, но на обмороки уже не оставалось времени.

Скакун вздыбился, пришпоренный отчаянным всадником. Мёрзлая земля и снег стали чуточку дальше от меня, я слышала, как кто-то что-то кричит через пургу, но всего лишь миг — и в моем поле зрения остались только мелькающие копыта, а в ушах — свистящий, визгливый ветер.