Мощное "Я" незнакомого союзника приняло на себя всю работу, ну а я-сначала медленно, затем все быстрей и быстрей вернулся в свое тело. Диск луны еле пробивался через облако. Потянули первые, еще слабые порывы ветра и на сухую почву звучно упали тяжелые холодные капли. Кривой, .естественно, уже мерз и вполголоса ругал меня. По его мнению, дождь оказался перегибом палки. Я развел руками:"ну так получилось".
Бывалый Архиерей проворчал:
— Зря бухтишь, Рик. Самая погодка. Дождь — хоть и неуютен, зато стражу со отен погонит, а заодно замоет следы так, что ни один харраш не возьмет. Ты вор или девица из благородных?
Вор прекратил жалобы, но внутри, судя по недовольному насупленному лицу, все же остался при своем мнении. Испустив тяжкий вздох, пробормотал:
— Так чего сидим?
— Рано, — проворчал Архиерей, — Во, полил как из ведра. Теперь как раз. Столкнув самодельный кораблик на легкую волну, мы побросали невеликие пожитки и взяли в руки примитивные весла, больше всего похожие на драные веники, сплетенные Архиереем, пока я "колдовал".
— Приноравливайтесь к волне, чтобы шлепки были не слышны, — сказал он. Вода донесла до нас недовольный голос стражника: "Шестая стража, облака, дождь!" в нарастающем шуме ветра и дробном стуке капель по нам, по лодке, по водной глади. Очень скоро мы промокли до костей и одинокий стук зубов Кривого превратился в трио. Я прислушался и фыркнул: в шипении, сдавленных проклятиях и скрежете зубовном была какая-то дьявольская музыка. Кривой услышал и проворчал:
— Ишь, веселится, отродье нечистое! Спасай таких: от х-холода колеешь, а он знай себе скалится.
Архиерей между тем приладил над головами какой-то лоскут, и капать стало пореже. Вдобавок попутный ветер получил добавочный упор и поволок лодочку вперед чуть быстрее. Ветер дул ровно, темная полоса берега приближалась, хотя до него и оставалось еще достаточное для неприятностей расстояние. Архиерей первым положил свой гребок в лодку, буркнул:
— Доедем и так. Нечего зря силы тратить. Еще весь день потом не присядем.
— По мне, чем скорее на берег — тем лучше, — прошипел Кривой.
Архиерей усмехнулся:
— Ну да. И лежать там под лодкой, ожидая, когда какой подпивший стражник о нее споткнется? Или лазить по болотам впотьмах?
— Да тише вы, — глодал голос и я, — Ночью над водой ой как далече слышно.
Словно в подтверждение словам где-то на берегу взвыли харраши.
— Дикие, — безошибочно определил Архиерей:
— На падали дерутся.
— Значит, л-людей там нет, — изрек дрожащий Кривой.
— Нам от того не легче, — проворчал Архиерей, — Шум поднимут, да еще и провожать пойдут. Воюй о ними...
Вой, визг и другие содержательные звуки стихли в шуме непогоды.
— Может, ушли? -через некоторое время предположил Кривой. Архиерей снова хмыкнул, — Ну да, уйдут они от падали, как же. Просто попрятались от дождя. К этому времени мы уже сбились в кучу посреди лодки и немного отогрелись спинами. Луна уже ощутимо сместилась к закату. Полоса берега набирала сочность черноты и ширину. Внезапно по успокоенной дождем воде прошла рябь. Лодка качнулась. Кривой невесело промычал:
— Вот и рыбки. Что будем делать, демон?
— Молчать и не двигаться, — сказал я, нашаривая добытую Архиереем пику:
— Держите меня за пояс. Покрепче, — и замер как изваяние в чуть покачивающейся посудине, стоя на коленях в позе равно расслабленной и пружинно-готовой к действию. Снова освободил свой разум, пытаясь установить местонахождение хищника. Скоро пришел контакт. Оно кружило на глубине, чувствуя движение на поверхности и ожидая сородичей.
Сородичи не заставили себя ждать. Как только оно уловило пульсации их мощных плавников, торопясь быть первым, оно ринулось вверх, к пище. Только мгновение я видел на поверхности огромную воронку рта, усаженную неисчислимыми треугольными зубами, как пика словно живая, рванулась из руки и пропорола своим длинным зазубренным лезвием пару хороших ран, и хлынула черная кровь.
Чудище медленно погрузилось. Под нами разыгралось пиршество, лодка ходила ходуном, а неслабеющий ветер ровно тащил нас к берегу,
После длительного молчания я услышал голос Архиерея:
— Неплохо. Пожалуй, ты выживешь в Черных Пустынях.
Я осматривал близкий берег:
— Вот уж куда не собирался. А что, нам туда?
Архиерей хмыкнул, но внятно ничего не оказал. Кривой же только начал оправляться от потрясения:
— Уффф, ну у вас и нервы! Я чуть по воде от этой кра-асотки не побежал...
Берег молчал. Харраши не подавали голоса. Его тишина стала зловещей, он чернел почти под лодкой, и скоро нас мягко принял илистый маслянисто отблескивающий пляж. Проваливаясь в вонючую жижу почти по колено, мы вытащили лодку на твердую почву, быстро разобрали на составные части, затоптали в ил ветки каркаса и сложив мокрую шкуру в неаккуратный тюк, увязанный все той же веревкой, осторожно тронулись при сумеречном свете сереющего небосвода вглубь сырого, чавкающего берега озера под все еще хлещущими струями дождя. Пробуя почву впереди себя тыльником пики, Архиерей что-то бормотал себе под нос. Кривой трясся под мокрой шкурой, которую, несмотря на негодование, навьючили— таки на тощую спину. Архиерей при этом добродушно заявил:
