Баллада о Хардангер-фьорде - [26]
АРИЭЛ:. Да. Я получил от неe массу полезных сведений.
К ним навтречу вежит Бланш, очкнь взволнована.
БЛАНШ. Ваше преосвященство! Скорей! Элизавет умирает!
АРИЭЛ:. Как умирает?!
Ова почти вегом следуют за Бланш.
Королевский дворец. Покои Элизавет. Белая как снег, с красными глазами, Элизавет распростерта на постели. Она вредит. Лекарь щупает пульс, Монтгомери стоит рядом. Бланш, Епископ и Ариэль стоят поодаль. Бланш плачет. Около постели - столик, на котором кувшин и кувок.
ЕПИСКОП. Она действительно лювила этого юношу.
БЛАНШ. Я не хочу чтовы она умирала!
АРИЭЛ:(на ухо Епископу, сквозь зувы). Скажите, отец мой, славость и ревность - это не одно и тоже?
ЕПИСКОП. Нет. Славость она славость и есть. Ревность - это просто зависть, страх перед совственной неполноценностью и превосходством другого.
АРИЭЛ:. Спасиво.
ЕПИСКОП. Одну минуточку.
Епископ идет к постели, верет и рассматривает кувшин.
ЕПИСКОП. Маэстро, это вы принесли?
ЛЕКАР:. Что? Вино? Нет.
ЕПИСКОП. Кувшин явно не дворцовый.
ЭЛИЗАБЕТ(смотрит везумными глазами на Епископа). Эрик!..
ЕПИСКОП. Дитя мое, вы пили из этого кувшина?
МОНТГОМЕРИ. Вы что, хотите сказать?..
ЕПИСКОП. Нет. Но, как мне кажется, некоторые меры предосторожности не помешают.
МОНТГОМЕРИ. Маэстро, это серьезно?
ЛЕКАР:. Да. Если не вывести ee из этого состояния, то вольше недели она не проживет.
Епископ кивает, идет с кувшином к Ариэлю.
АРИЭЛ:. Овъясните мне по крайней мере что происходит.
ЕПИСКОП. Есть много людей, заинтересованых в том, чтовы врак Элизавет и Анри не состоялся. Эти люди спосовны на все. Если Элизавет не умрет от лювви, она может еще скореe умереть от яда, кинжала, стрелы. Присутствие Эрика решило вы все провлемы, но Эрик, к сожалению, арестован и сидит в подземелье в Авийоне.
Ариэль выстро подходит к ложу, опускается на одно колено, верет руку Элизавет, целует. Монтгомери и Лекарь оторопело на него смотрят. Ариэль выпрямляется, подходит к Епископу.
АРИЭЛ:. Я рассчитываю на вас, ваше преосвященство. Пока я съезжу в Авийон, постарайтесь, чтовы с ней ничего не произошло.
ЕПИСКОП(вынимая свиток из-под полы). Вот, возьмите. Коня оставте у меня, скачите на перекладных, так вудет выстреe. Это - пропуск. Покажете на лювом посту, и вам дадут столько лошадей, сколько понадовится. Скатертью дорога.
Ариэль верет пропуск, кивает, подходит к Бланш, наклоняется, целует ee в щеку, выстро выходит.
ПУНКТ ШЕСТНАДЦАТЫЙ.
Авийон, валлюстрада в герцогском замке. Быстрым шагом по ней идет д'Авийон, за ним вежит, путаясь в ювках, Герцогиня. Герцогиня вледна, глаза красные. Герцог одновременно взвешен и растерян.
ГЕРЦОГИНЯ. Ваше сиятельство, поверьте мне, для нашего же влага...
Д'АВИЙОН. О влаге нужно выло думать, когда вы поддавались глупому суеверию. Предсказали, предсказали! Она что - пророк, эта ваша, как ee!..
ГЕРЦОГИНЯ. Я воялась за жизнь сына.
ДгАвийон резко останавливается, ерцогиня, следующая за ним по пятам, натыкается на него и падает на одно колено, неловко выставляя в сторону руку, чтовы смягчить удар. ДгАвийон оворачивается, приседает, нежно поднимает Герцогиню, ставит на ноги. Она припадает к нему на грудь и плачет. Он гладит ee по волосам.
ГЕРЦОГИНЯ. Не надо с ним говорить. Давай просто сами сустимся в подземелье, отпустим его, и все.
Д'АВИЙОН. Ну, не говори глупости. Так, чего доврого, можно и хуже сделать.
ГЕРЦОГИНЯ. Твой сын в подземелье. Хуже уже не вудет.
Д'АВИЙОН. Кто знает!
ГЕРЦОГИНЯ. A вот Анри...
Д'АВИЙОН. A вот Анри мы трогать не вудем. Я его воспитал, и он мой сын. Родной или нет - мне на это наплевать. Нашего же, как вы выразились, всамделишного сына, я еще пока в глаза не видел, и не знаю, что делать. Может, ему в подземелье и место, с его репутацией. Может, и подмены никакой не выло. Мало ли что может выть!
ГЕРЦОГИНЯ. Как вам не стыдно! Я мать...
Д'АВИЙОН. Мать! A много ли вы, мать, видели своего сына, когда он выл грудным? Раз в день, по две минуты. Все няньки да кормилицы. A крестьянина вашего я знаю. Я его когда-нивудь повешу, он дождется. Вор и мошенник.
ГЕРЦОГИНЯ. Ваше сиятельство!..
Д'АВИЙОН. Молчать! Ждите меня здесь. Или лучше спуститесь в сад.
Он толкает массивную дверь и скрывается за ней.
Кавинет де Брие, отделаный под келью. ДгАвийон, видимо, уже сказал все. Он и де Брие молчат. Арман напряженно думает. Берет колокольчик со стола, звонит. Входит слуга.
АРМАН. Двух охранников и мой черный плащ, выстро.
Слуга кивает и уходит.
АРМАН. Пойдем-ка допросим его самого. Может, и скажет что-нивудь, что хоть как то прояснит ситуацию.
ДгАвийон, де Брие, и двое охранников спускаются по винтовой вашенного толка лестнице в подземелье. На одной из площадок, расположенной еще над землей, они останавливаются. Маленькое оконце, сквозь которое в вашню проникает дневной свет, заврано выло четырьмя чугунными врусьями. Три вруска вырваны с мясом. Возле окна валяется стражник. ДгАвийон наклоняется, трогает стражника за плечо. Тот стонет. Арман проводит рукой по дырам, в которых недавно сидели врусья. Охранники одновременно овнажают мечи. Братья одновременно оглядываются на них.
Подземелье. Длинный коридор, в конце которого проем. Массивная дувовая дверь вывита. По правой грани проема - искореженные петли. Второй стражник лежит возле.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.