Балкон для Джульетты - [74]

Шрифт
Интервал

К с е н и я. Идем, доченька, домой, идем.


Ксения и Ирина уходят.


Б е л о г л а з о в. Обидел я ее. Горько обидел.

С у м н и т е л ь н ы й. Тем, что на свет народил?

Б е л о г л а з о в. Пустое говоришь, дед.

С у м н и т е л ь н ы й. Чего незажженную сигарету сосешь? На, прикури.


Какое-то время оба молчат.


Б е л о г л а з о в. Иришка моя десятилетку закончила.

С у м н и т е л ь н ы й. Всем двором сегодня поздравляли…

Б е л о г л а з о в. А я опоздал. С приятелями задержался. Ну и решил заявиться на ее выпускной вечер. И только тогда дошло, когда порог школьный переступил, — в каком же виде? Цветочки жиденькие ей протянул. Она сделала вид, что не знает меня, недостоин я ее отцом называться. Всю жизнь ее спину помнить буду, сгорбленную, вздрагивающую, с плечиками хрупкими. И это в торжественный для нее день! (Не то со свистом затягивается сигаретой, не то всхлипывает.) А кому, как не мне, сироте, потерявшему родителей в годы войны, не знать ту боль, которую дочери нанес. (Давит окурок.) Нет, все, что в капсулу запакую, кровью напишу. Уж если прочтет кто, пусть душой содрогнется! (Уходит.)

С у м н и т е л ь н ы й. Ишь как человека скрутило: сломится или разогнется?


Появляется  М а к с и м  М а к с и м о в и ч.


М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Не спится что-то. Федора Белоглазова сейчас встретил, посмотрел он на меня так, словно сквозь стену, головой даже не кивнул. Пьян, что ли, опять?

С у м н и т е л ь н ы й. Трезв. Трезв как никогда.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Отчего же такое неуважение к моей личности? Вроде бы не единожды в одной купели на троих крестились?

С у м н и т е л ь н ы й. В купели этой люди догола раздеваются, а голым и король смешон!

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. На что это ты намекаешь, адмирал?

С у м н и т е л ь н ы й. Сам мозгами шевели. Забыл про капсулу-то?

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Нет, это что — серьезно? Летопись о нас Федор пишет?

С у м н и т е л ь н ы й. Точку на последнем свидетельстве поставил.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Черт знает что. И думаете, многое он о нас знает?

С у м н и т е л ь н ы й. Понагляделся.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Да это предательство какое-то. Жильцы дома спокойно ко сну отходят, а за их спиной — человек с ножом!

С у м н и т е л ь н ы й. С авторучкой да с фактами — оно страшней.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Ты что, святой или в небытии пребываешь, персональный пенсионер? Поднять всю общественность на ноги надо!

С у м н и т е л ь н ы й. Вот и поднимай.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. И подниму! Я в этих дрязгах солдат обстрелянный. Я этого безобразия не допущу. (Кричит.) Семен Семенович, Петр Петрович, жильцы!

С у м н и т е л ь н ы й. Может, пароходный гудок завести? Он вмиг всю нашу гвардию поднимет.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Шуточками отделываешься, адмирал, бдительность потерял.

С у м н и т е л ь н ы й. Да, в таком деле лучше перебдеть…


Во дворе появляются  С е м е н  С е м е н о в и ч, П е т р  П е т р о в и ч  и  К у к у ш о н о к. У Кукушонка под глазом пластырь.


С е м е н  С е м е н о в и ч. Здесь дадут наконец отдохнуть солидному человеку?

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Царство небесное не проспите, Семен Семенович.

П е т р  П е т р о в и ч. Говори языком истории: в нашем дворе царит вечное безвременье…

К у к у ш о н о к. Что за шум, а драки нету?

С у м н и т е л ь н ы й. Развоевался Аника-воин, только поле боя, видать, не в твою пользу: пластырь вон под глазом.

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Сейчас не время для раздоров, наша сила в монолитном единстве!

П е т р  П е т р о в и ч. А что, собственно, произошло за этот мизерный отрезок времени?

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. В нашу дворову бочку меду кое-кто решил подмешать ложку дегтя!

С у м н и т е л ь н ы й. Оратор, Цицерон…


Появляется  Л а р и с а  П а в л о в н а.


М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Федор Белоглазов кропает-таки свои подпольные «мемуары» и вероломно, не согласовав с жильцами, хочет замуровать свою капсулу в потайном месте!

П е т р  П е т р о в и ч. А информация, товарищи, соответствует действительности. Я сам видел, как Белоглазов нес капсулу под мышкой, озирался и вообще вел себя в высшей степени странно. Знаете, он определенно одержим и свое дело доведет до конца. Непременно!

М а к с и м  М а к с и м о в и ч. Какие вам нужны еще доказательства?! А то, что его «летопись» не что иное, как пасквиль, нет — донос на всех здесь присутствующих будущим потомкам, — не вызывает сомнения!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Из-за такой чепухи вы меня подняли с постели? Да черт с ним, что обо мне неродившиеся потомки судачить станут. Дурак ваш Федор Белоглазов: факты знает и в землю зарывает, это все равно что деньги в землю зарыть.

Л а р и с а. Не скажите! А если потомки высекут на мраморных скрижалях мое имя, да еще в графе «Не проходите мимо!», — почешешься! И вообще какое он имеет право выступать от имени предков?!

С е м е н  С е м е н о в и ч. Чего вы так всполошились? Чего перепугались?

К у к у ш о н о к. А в самом деле — чего? Чего я боюсь? Чего он про меня знать может? Или про другого? Да я сам могу зарыть в землю целый горшок! Верно?!


Еще от автора Лев Иванович Митрофанов
Суд матери

Сборник пьес драматурга Льва Митрофанова содержит произведения, отражающие жизнь наших современников. В пьесе «Где нас любят…» рассказывается о береговой службе полярного мореходства, о трудностях, с которыми нередко встречаются в Арктике советские моряки и преодоление которых требует решительности и мужества. «Суд матери» — пьеса о молодом солдате, поначалу не признающем воинской дисциплины, не желающем понимать важности военной службы, но в действительности представляющем собой человека необыкновенно чистого, душевно богатого, с сердцем, полным добра и сочувствия к людям, готового на самопожертвование ради спасения чужой жизни. В основу пьесы «С повинной…» положена проблема воспитания личности в нашем обществе.