Балканы: окраины империй - [132]

Словения — такая, какая она есть, — дает близким и далеким юго-восточным соседям до берегов Черного и Эгейского морей пример разумных общественных трансформаций, и проявляется это даже в мелочах. В таких, например, как грамотно выстроенная линейка исторических личностей, портретами которых принято украшать купюры национальной валюты. Толар просуществовал полтора десятка лет, пока его не сменил евро. На аверсах словенских бумажных денег красовались портреты персонажей, о которых я вам только что рассказывал: два просветителя (оба почтенные), математик (составитель логарифмических таблиц), два художника (оба отличные), композитор (правда, мрачный, по духовной музыке), архитектор (несомненно, великолепный), писатель патриотического толка (достойный), поэт (по суждениям многих, выдающийся). Такими предками кто хочешь может гордиться: ни одной мифической фигуры, все подтверждены исторически, все гуманисты, ни сомнительного святого, ни завоевателя в шеломе и с мечом, ни короля в венце. Замечу, что майор-генерал Майстер — фельдмаршалов в словенских краях не было — в почетный перечень не попал.

Это не означает, впрочем, что словенцы не ведут исторических споров о прошлом, скажем, об относительно недавнем, связанном со Второй мировой войной и партизанским антифашистским движением. В титовской Югославии и для Словении сформировали свой пантеон героев: расстрелянный оккупантами подпольщик Тоне Томшич; его вдова Вида, народный герой и министр народных правительств; командир Франц «Стане» Розман (в честь столетия со дня его рождения в 2011 году Национальный банк выпустил памятную монету). Приход коммунистов к власти сопровождали репрессии и крутые расправы над политическими и военными противниками, часто по огульным обвинениям в коллаборационизме.

И все же в фигурах монументов героям на улицах словенских городов и в словенских кинофильмах нет горения Данко, нет отчаяния беспощадной борьбы, нет той ярости победы, обязательная цена которой — смерть десятков и сотен тысяч патриотов. Вглядитесь внимательно в портреты отцов словенской нации — это спокойные, а не светящиеся энергией борьбы и победы лица бюргеров, привыкших к размеренной жизни, даже несколько скучающих в своей уютной провинции людей.

Центр Вселенной

Край балканский родной, хмурый пращур, гайдук невеселый,

Ты лежишь, леденеешь, туманом повитый вдали,

Разметав свои руки, раскинув гранитные полы,

Словно крест исполинский из дерева, камня, земли[59].

Асен Разцветников, «Край балканский родной…» (1924)

Эта книга начиналась в моем воображении с наивного, но честного замысла отыскать центр балканской вселенной. Пусть не географический центр — сие вряд ли возможно, ведь границы полуострова никем точно не определены, — но какой-то, если хотите, цивилизационный. Ведь должно же, думал я, существовать чудесное место, в котором сконцентрированы если не все, то многие балканские особенности, собраны если не все, то главные балканские прелести, соединены если не все, то самые симпатичные и милые балканские сумасшедшинки?! Порядка ради начал я все же с географии, причем применил высокоумный принцип: засел над крупномасштабной картой с карандашом, линейкой, циркулем и транспортиром. По одной из систем расчета (пусть и произвольной, но она ничем не хуже других) пуп балканской земли находится на отрогах нагорья Чудинска-Планина, там, где сходятся под непрямыми углами границы Сербии, Болгарии и Македонии. Ну а почему бы и нет, в конце концов, ведь центр Европы попеременно находят то в Словакии, то в Литве, то в Германии?

Войны и политика в 1920 году поделили деревню Жеравино на две неравные части, болгарскую и сербскую. Края здесь диковатые и старинные, с античными и средневековыми городищами-раскопками. В летописях это поселение впервые упоминается в XIV веке, при Неманичах. В XVI столетии старательный мюлтезим (османский сборщик налогов) обнаружил в деревне 20 христианских и 15 мусульманских подворий. После антисултанского освобождения труднодоступная и малонаселенная область посередине балканской пустоты отошла Болгарии, но по окончании победной для сербов Первой мировой государственная граница сдвинулась к востоку. Столетие назад население деревни составляло несколько сотен человек, но теперь в болгарском Жеравине живут всего четверо (если кто-то из них не уехал или, не приведи Господь, не скончался за последнее время). Сербское Жеравино вчетверо многолюднее, но ни храма Божиего, ни врача в этой части деревни тоже нет. Молиться и лечиться граждане Сербии ездят в недалекий райцентр Босилеград, граждане Болгарии — в облцентр Кюстендил. Учиться и развлекаться они не ездят никуда, ведь в Жеравине остались одни старики, которые кормятся садом-огородом, пасекой, курами-козами, а летом балуют городских внуков крыжовником и дикой малиной.

Жеравино, вычисленное мною по-научному, — типичная несчастливая деревня, которая, скорее всего, через три или пять десятилетий и вовсе исчезнет с балканской карты. Да, есть в силуэтах облупленных жеравинских домов из темного камня и обветшавших амбаров из подгнившего дерева неизбывная печаль. Время в Жеравине остановилось, дигитальные технологии в Жеравине не победят. Уж если говорить о хорошем, то тут дополна нетронутой природы на все четыре стороны, здесь никем, петухами даже, не пуганная тишина, здесь ключевая колодезная вода и каждую без исключения безоблачную ночь бездонное небо в пушистых звездах.