Балканы: окраины империй - [128]

Постойнский лабиринт соединен с другими подземными каскадами, вымытыми за миллионы лет рекой Пивкой. Пивка никогда не прекращает медленное дело: мгновение за мгновением, век за веком каждой своей каплей точит, точит, точит камни внутри плато. Иногда эта река с жидким названием меняет русло, и на месте водного потока остаются пустоты, полости, пазухи. По одной из версий, когда-то Пивка впадала в праисторическое Паннонское море. Это мелкое море 600 тысяч лет назад исчезло, теперь «посередине суши» находят окаменевших морских гадов, а подземную толщу камня река использует для странных художеств. Спелеобиологи обнаружили в Постойнске-Яме 175 видов живых существ. Главная биологическая знаменитость и гордость словенского естествознания — крупнейшее подземное земноводное Proteus anguinus, человеческая рыбка. Европейский протей, 300 лет назад брезгливо окрещенный австрийским натуралистом безглазым ящером, — потомок древней саламандры; онтогенез, то есть развитие организма, по природному хотению прервался у этого зоологического типа на ранних стадиях. Человеческая рыбка, несмотря на свои очевидные беззащитность и бессмысленность, живет примерно столько же, сколько и человек (бывает, что и по 100 лет), зоологи еще и учат ее размножаться в условиях неволи.

^{Постойнская пещера. Рисунок, 1885 год. Газета Allgemaine Illustrierte Zeitung}

Постойнска-Яма убедительно доказывает, что Словения не испытывает недостатка в доисторических раритетах. Туристы пока смогли освоить лишь 20 из 8 тысяч обнаруженных под альпийско-балканской страной карстовых пещер, ученые разных профилей старательно исследуют еще несколько сотен подобных объектов. В 1995 году в археологическом парке Дивье Бабе в северо-западной Словении палеонтолог Иван Турк обнаружил занятный первобытный артефакт. Изучив фрагмент бедренной кости молодого пещерного медведя с пробитыми в ней отверстиями и оценив возраст этого предмета в 43 100 лет, Турк сделал вывод: находка представляет собой древнейший из известных нам музыкальных инструментов. Обломанная желтоватая медвежья кость с двумя идеально круглыми дырочками (и признаками еще одного или двух таких же отверстий) получила название «неандертальская флейта», поскольку изготовление свистульки приписали неандертальцам. Научная дискуссия вокруг находки из Дивье Бабе, если вульгаризировать суть спора, сводится к вопросу, способен ли был неандерталец играть на флейте. Ответ дал народный музыкант Любен Димкароски, исполнивший на изготовленной с помощью копий праисторических костяных и каменных инструментов реплике дудочки несколько несложных мелодий; в их числе я различил средневековый гимн «О скоротечности жизни». В Словении, в Люблянских болотах, найдено еще и самое древнее в мире деревянное колесо — почти метрового диаметра; как установлено, изготовленное не менее 5 тысяч лет назад. Кроманьонцы к тому моменту развились в людей современного типа.

И это колесо, и «флейта», на которой, как предполагается, музицировали неандертальцы, и человеческая рыбка Proteus anguinus, и вечно бунтарское творчество рок-группы Laibach, и созданные около 1000 года так называемые Брижинские отрывки — пионерная исповедальная рукопись на словенском языке, и благородные липицианские лошади, гордость императорской выездки, и классическая поэзия Франце Прешерна, и княжеский камень из Карантании, и белоснежное плетение на коклюшках, и многое другое — все это бесконечное разнообразие фрагментов в совокупности составляет словенскую национальную идентичность. Крохотные частицы того, что — взятое воедино и как единое понятое — дает словенцам основание чувствовать себя словенцами, даже если кому-то из них не по нраву индустриальный рок или если они в детстве злились, когда учителя заставляли их зубрить наизусть строфы из «Венка сонетов».

К достоинствам словенцев я бы отнес то обстоятельство, что, препарируя собственное прошлое, они не посягают на чужие легенды и подвиги и не смешивают их со своими: ну не было у нас великого древнего царя — и шут с ним! Это вновь приводит к разговору о плотности и разреженности национальных исторического и культурного пространств, о деталях и зрелости «больших» и «малых» культур. Гений Шекспира или Моцарта в Любляне и Мариборе признают столь же безоговорочно и с такой же охотой, как в Лондоне и Зальцбурге, но вот как быть с домашними, словенскими талантами? Считается, к примеру, что в России на 140 миллионов населения с лишним около 100 тысяч писателей (кто бы определил, много это или мало?). А сколько писателей должно быть в двухмиллионной Словении, чтобы ее литературу признали качественной, достойной частого перевода на языки международного общения? Можно ли проверить алгеброй гармонию? Достаточно ли Объединенной Словении, чтобы войти, фигурально выражаясь, в Европу, одних только Прешерна, Ивана Цанкара, ну еще невероятного Бориса Пахора?[58] Либо в данном случае логичнее искать сравнения не с русской или английской литературами, а с ситуацией в сопоставимых со Словенией по площади и населению Удмуртии и Чувашии, в которых тоже ведь существуют национальные культуры и свои пусть скромные, но знаменитости?