Балканский рубеж - [10]

К счастью, с журналистами приехал переводчик – какой-то студент из Тираны не отказался от хорошей подработки. Непривычный к косовскому диалекту, он все время переспрашивал, а переводил только то, в чем был уверен. Но лучше, чем ничего.

Наконец, гостей провели в большой армейский шатер, установленный накануне и с вечера прогретый калориферами, предложили завтрак. Прессу надо кормить, вспомнил Смук слова Робин.

Когда журналисты перекусили и немного взбодрились, их повели к захоронению.

– Кто успел поставить свет? – краснощекий немецкий репортер толкнул локтем своего оператора, тот тоже недоверчиво осматривал прожекторы и отражающие экраны, установленные полукругом по краю ямы.

– Ваши британские коллеги, – счел нужным вмешаться Смук, и его швейцарский немецкий был безупречен и мягок, – прибыли несколько раньше. Решили воспользоваться преимуществом и, не теряя времени, приступили к съемке. Не беспокойтесь, мы взяли с них слово, что до пресс-конференции никакой материал в эфир не уйдет.

Немцы удовлетворенно кивали, с любопытством рассматривая обратившегося к ним рослого косовара. Уверенный взгляд, волевое лицо, учтивая речь образованного человека. Немецкий выше всяких похвал. Такого парня можно выносить на обложку. Понять бы, кто он.

– Невозможно на это смотреть, – всхлипнула американка.

Защелкали объективы. В глубокой траншее были свалены тела мужчин, женщин, детей, присыпанные песком. Точнее, тело одного ребенка лежало самым верхним – но кто знает, что там, в глубине?

– Югославы не хотят понять, – спокойно и скорбно сказал Смук, – что каждый косовар мечтает о свободе для своего народа. И они готовы убивать. ОАК – это наши силы самообороны, попытка косоваров защититься от сербского геноцида.

Красные огоньки видеокамер, выпученные зрачки объективов окружали его со всех сторон.

– Косово в огне, – добавил Смук. – Услышьте нас, нам нужна ваша поддержка!

Может сработать, подумал он, слушая себя со стороны, щурясь от фотовспышек. Робин наблюдала за ним из задних рядов. У нее тоже сложился удачный день.

Глава 5

Белград, Югославия

24 марта 1999 года

Люди потянулись к мостам над Савой ближе к закату. Приходили по одному, по двое, останавливались кто в самой середине, кто у перил или крайних опор. Старики, женщины, студенты. Белградцы и приезжие. Смотрели в небо.

Беседы незнакомых людей рождались и затухали. Над всеми довлело одно скользкое упругое злое слово: УЛЬТИМАТУМ. Еще год назад казалось, что худшие времена позади. Что потерявшая половину территории и населения Югославия сможет залечить раны и понемногу отстроить новую мирную жизнь.

Но нет. Ничего не закончилось. Некоторым странам показалось, что они лучше знают, что хорошо для Косова. Югославия осталась один на один с превосходящей силой. Отвод войск из Косова в одностороннем порядке был бы равносилен сдаче края бандформированиям ОАК. Это было ясно и сторонникам Милошевича, и его противникам внутри страны. На требования извне президент ответил «нет». Колесо истории катилось неумолимо, и неотвратимые последствия приближались.

Мосты над Савой – гордость старого города, сколько же человек одновременно смогло поместиться на их потертой брусчатке!

Угрюмый хромой мужчина тащил за руку сквозь толпу семилетнего сына.

– Папа, а мы будем птичек кормить? Давай тоже постоим, хочу птичек!

– Идем, Миха! Птички сегодня не прилетят.

– Вы так думаете? – сказала высокая худая старуха из толпы. – Ультиматум истек, можно ждать всякого! Нужно стоять здесь! Если они увидят людей на мосту, то не станут его бомбить!

Мужчина презрительно бросил в ответ:

– Да кто вас разглядит с десяти километров?

Старуха никак не отреагировала. Сомнениям не было места.

Перебравшись на другой берег, мужчина и мальчик уткнулись в «уазик» защитного цвета, остановленный полицейским. Мужчина раздраженно хлопнул ладонью по капоту и протащил сына мимо.

– Похоже, не проедем, товарищ майор! – бодро рапортовал Цыбуля. – Метнусь на рекогносцировку?

– Действуй, – сказал Шаталов.

Сержант выскочил из «уазика» и вступил в общение с полицейским. Воронов, сидевший впереди на пассажирском сиденье, обернулся с заговорщицкой миной.

– Слушай, у нас полчаса есть? Жене обещал люстру, мне как раз через две недели домой. А тут ребята-дипломаты подсказали, куда заехать.

Они только что доставили пакет в российское посольство для военного атташе. Процедура передачи не заняла и десяти минут. Когда и у кого Воронов успел добыть информацию про люстры, осталось загадкой. Такой же пробивной, как Цыбуля, только званием повыше.

– Вряд ли поедешь, – сказал Шаталов.

– Да ладно, за пятнадцать минут управимся! Я и модель знаю, только зайти да оформить.

– Говорю, домой ты вряд ли поедешь.

– Как так? – возмутился Воронов. – Платов обещал, все согласовано…

Шаталов пожал плечами:

– На уровне ощущений. А за люстрой – завернем, не вопрос.

Вернулся Цыбуля, доложился:

– Белградцы вышли защищать мосты. Полиция говорит, НАТО шарахнет сегодня ночью.

– А ты говоришь, в отпуск. Давай, Цыбуля, по набережной, а там разберемся.

– Есть – по набережной! – Сержант аккуратно сдал назад и вывернул руль.