Бал на похоронах - [63]

Для маленького Пьера, который бросает сейчас свою розу на гроб дяди Ромена, и даже для более старших детей, события 1968-го будут мало чем отличаться, если не покажутся еще худшим фарсом от Фронды, революций

1830-го и 1848-го, от Парижской Коммуны. Это все нудное старье. Так же и алжирская война: что-то непонятное и запутанное, увязшее в грязи и пустынях прошлого. Среди толпы, теснившейся у гроба Ромена, эта война оставалась живой и болезненной только для Андре Швейцера…

…Через несколько лет после убийства Ахмеда Айша вздумала заняться доставкой бомб в Алжир, а он был уже разделен на квадраты парашютистами; она и раньше приводила в ужас брата резкими выходками в разных сферах своей бурной жизни. Жак Швейцер, со своей стороны, боролся — едва ли не в одиночку и безрезультатно — за такой Алжир, в котором арабы-мусульмане станут полноправными гражданами Франции. Изредка им с Айшой случалось встретиться между манифестацией «черных ног» против губернатора и взрывом джипа, захваченного FLN. При этом они испытывали смешанные чувства, свойственные людям, которые некогда любили друг друга и которых жизнь потом разлучила. Кроме того, они были противниками, которых история и политика развели по разные стороны баррикад. Повторялось извечное противостояние: с одной стороны, взбунтовавшиеся рабы, которые осознают свое численное превосходство и которым нечего терять, а с другой — их хозяева, загнавшие себя в ловушку истории и охваченные колебаниями: наименее слепые из них, чтобы восстановить мир, предлагали более справедливое общественное устройство и в этом видели свое единственное спасение.

— Я знаю, — говорил ей Жак, — ты меня ненавидишь.

— Тебя — нет, — отвечала Айша. — Ты просто слабый человек. А вот всех твоих — конечно, да. Их я тоже хорошо знаю.

— Разве ты не веришь в то, что можно построить такой мир, в котором мы будем равны, будем иметь одинаковые права и не будем вынуждены ненавидеть друг друга?

— Слишком поздно, — говорила Айша, — война уже идет. Среди нас больше нет таких людей, каким был мой брат. А среди вас нет таких людей, как ты. Одна сторона должна победить, а другая — проиграть. Вы уже проиграли в Индокитае, в Марокко, в Тунисе. Проиграете и в Алжире. А мы — победим.

— Ты хочешь победить вместе с теми, кто убил Ахмеда?

— Вы убили куда больше народа, чем мы убили и еще убьем.

— Так прекратим убивать, — умолял Жак.

— Уходите, — ответила Айша. — Верните нам мир. Освободите нас. Ведь вы должны знать, что такое свобода: вы воевали против нацистов. А теперь вы — наши нацисты.

Жак ушел от нее в отчаянии. Он чувствовал себя виноватым со всех сторон. Их личные отношения потерпели крах. И потерпели его потому, что эти личные отношения оказались вписанными в социальный и исторический конфликт, он захлестнул их с головой и не оставил им никакой надежды.

В один «прекрасный» вечер еще одна новость взорвала течение жизни в доме Дар-аль-Мизан: Айша была арестована парашютистами. Нужно отдать справедливость клану Швейцеров: при всех социальных предрассудках, свойственных их классу, и притом что они всегда осуждали связь Жака и Айши, когда это известие было получено, они не остались в стороне. Андре и Жак немедленно отправились в столицу и пустили в ход все связи. Сражение за Алжир было в самом разгаре. Их отсылали из одного кабинета в другой; они добрались до Массю, до Салана, до самого резидента, которым тогда был Робер Лакост. В результате всех хлопот через два дня они узнали, что Айша уже мертва.

Дело получило широкую огласку. Ведущие газеты Парижа — «Экспресс», «Монд», «Франс-обсерватер» — писали о пытках, которым была подвергнута Айша. «Фигаро» утверждала, что она покончила жизнь самоубийством, чтобы не выдать тех из своих, с кем она закладывала бомбы, и тех, кто прибыл из Франции и помогал им. Так, на двух противоположных берегах Средиземного моря, Айша стала одновременно алжирской и французской Святой Девой-мученицей революции.

Жак Швейцер, который так никогда и не оправился ни от ее любви, ни от разрыва с ней, после всего этого погрузился в состояние, которое вызывало опасение за его жизнь. Получался некий вариант «Береники» — слезоточивой трагедии в стиле эпохи Просвещения, — только перенесенной на почву Магриба. Через несколько лет, обратившись к католицизму, который позволял угрызениям его совести войти в надлежащее русло и найти путь, если не более легкий, то хотя бы более осознанный к долгожданному миру в душе, Жак поступил, пока не становясь монахом, в картезианский монастырь. Постепенно, как говорится, жизнь возвращалась в свое русло…

События 13 мая 1958 года для Швейцеров, раздавленных историей и семейной трагедией, стали подлинной надеждой. Все они были «голлистами». Андре сражался в Сирии вместе с Роменом против сторонников Виши, а затем присоединился к Леклерку. И вот теперь генерал Де Голль подошел вплотную к решению проблемы алжирского «осиного гнезда». Каким будет его решение? Пока было неизвестно. Но скорее всего, в полном соответствии с благородными идеями Жака Швейцера и Сустеля, Генерал сделает всех алжирцев настоящими французами.