Баку 1501 - [26]
- Вперед, за мно-о-ой!
Он выхватил из ножен дамасский меч, взмахнул им в воздухе. Сверкнувший под солнцем, как серебряная молния, меч увидели все кази. Предводитель призывал их не пожалеть жизни "во имя святой веры". И кызылбаши поскакали за ним.
...Они двигались вдоль берега Каспия. Пейзаж непрерывно менялся. Кривой, как шея верблюда, прибой кромсал утром голубые, а теперь ало-зеленые волны, лоскутами отбрасывал их на отмели. Между берегом и морем возникала золотистая полоска, на ней росли маленькие песчаные холмики. Вспоров голубую одежду волн, в этих местах из воды выступали скалы. Хлопотливо латая прорехи, волны набегали на черные скалы, теряли упругость и цвет, превращались в белую, как крылья чаек, пену. Как будто скалы раз за разом намыливались и снова омывали пену, стараясь выбелить ею свою одежду из водорослей. Здесь даже шум моря был другим: пугающим, хриплым, суровым; и следа не оставалось в этих местах от давешней ласкающей глаз голубизны, ласкающей слух нежности...
В этом ущелье войско не могло уже идти широкими рядами, принять сражение: по узкой дорожке меж скал продвигаться можно было по трое, по четверо - не более.
Но молодого военачальника это не заботило: он знал, что до города еще далеко. Внезапно взгляду его предстало обширное золотое поле, он даже вздрогнул от неожиданности:
- О боже, неужели в этих песках они выращивают пшеницу?! Да нет же, наверное это мираж!
Но когда он увидел, как жнецы, похожие в своих архалуках на черные пятна, убегают с поля, очевидно, заметив надвигающееся войско, он понял, что это - не видение...
Там на поле чей-то молодой голос, не ведающий о грозящей беде, беспечно и громко пел:
Услышав эту незатейливую песенку, один из кызылбашских кази сказал другому:
- Клянусь, хоть он и враг, но как прекрасно поет! И притом в точности как у нас...
А как же иначе он должен петь? У них и язык тот же, что у нас, и кровь та же. Только вот упрямятся они, не говорят "Али их последователь".
- Как? Отрицают Али?
- Ну да... А из-за чего же эта война? Тут вопрос веры... Первый подумал про себя: "А мне-то что до этого? Я-то при чем?! Ведь, как говорится, что посеешь, то и пожнешь. Сколько сделаешь на этом свете богоугодных дел, со столькими и предстанешь перед аллахом. На том свете они сами ответят за себя, за свои деяния. Так зачем же мне убивать их?!". Но вслух он, конечно ни одного из этих слов не произнес, побоялся. "Будь проклят дьявол!" - сказал и с тем прогнал из головы опасные мысли.
На коле меж тем поднялся переполох. Жнецы громко окликали друг друга, предупреждая о приближающемся войске, и, в спешке хватая все, что попадется под руку, убегали. Поющий жнец тоже, видимо, увидел кызылбашей, на полуслове оборвал песню...
Войско надвигалось на золотое поле, и молодой военачальник не мог изменить заданного направления, не мог свернуть с этого пути. И источник жизни - поле, взращенное месяцами труда, поле, на котором только что жнецы, подсекая колосья, проворно связывали их в снопы, а из снопов громоздили стога, - это поле должно было погибнуть. Выхода другого не было! Военачальник, хоть и молод был, немало уже перетоптал таких полей. И в сердце его даже не шевельнулось сожаление. Он уже привык. Идущее за ним войско повторяло, как молитву, - "Алиянвели-юлаллах" - аллах един! двустишие из газели сына Шейха Гейдара:
Мы с сотворения мира - навечно! - этот путь обрели.
Мы из тех, кого движет верность и любовь к святому Али.
Голоса возносились в небо. Войско, въехавшее на поле со словами "Во имя любви к Али!", смотрело не под ноги, а ввысь. Разваливались стога, развязывались снопы, растаптывались копытами поля. Некоторые кази на ходу наклонялись с коней и, выхватив из снопа несколько колосьев, разминали их в руке, вышелушивали зерна и, понюхав, бросали в рот.
Войско прошло. Колосящееся недавно поле превратилось в барханы черного песка... Кызылбашские кази приближались к Бакинской крепости.
...Когда подъехал Хюлафа-бек, молодой военачальник уже выбрал позицию и, в ожидании приказа эмира, разрешил своим людям отдых. Вокруг крепости, кроме войска, не осталось ни одного живого существа. Местные жители бежали под защиту высоких стен. Они наглухо закрыли ворота и настороженно следили сквозь бойницы за перемещением противника.
Высокая, величественная, хорошо укрепленная крепость смотрелась неприступной твердыней. У нее были толстые стены, по окружности расположились зубчатые башни с бойницами. На двустворчатых воротах высечены парами головы львов и быков. Увидев изображения животных, Хюлафа-бек содрогнулся от захлестнувшей сердце ненависти: "Они так и не признали единым аллаха. Эти кяфиры, даже став мусульманами, все еще не забыли идолопоклонничества", - подумал он.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа. Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.