Бакалавр - [47]

Для знающего человека обращения «сэр» было достаточно, чтобы немедленно заткнуться. Но Юджин Кларк знающим не был.

– И дорого стоит слово, – он саркастически усмехнулся, – «леди Катрины»?

Теперь декан ни секунды не промедлил с ответом:

– Если то, что мне известно о ней, правда хотя бы наполовину – дороже вашего, сэр.

Кларк открыл было рот, подумал – и закрыл. Его верность слову, как у почти любого политика, сильно зависела от привходящих обстоятельств. Спорить было не о чем. Поэтому он коротко поклонился в знак прощания и вышел из комнаты. Не услышав, как прикованная к креслу мумия пробормотала в пространство:

– А, возможно, и моего.

Последние несколько минут визита к декану Лана высидела как на иголках. Пришёл, наконец, давно ожидаемый ответ от Горовица, который по-хорошему, надо было прочитать немедленно. А вместо этого приходилось говорить умные слова, что ещё полбеды. Делать умное лицо – вот где загвоздка. Говорить умные слова, делать умное лицо, и ни в коем случае не демонстрировать снедающее её нетерпение.

Так что, какими бы ни были неприятными яркий полуденный свет и влажная жара после прохладного сумрака, Лану радовала возможность оказаться, наконец, в их власти и выяснить, что же ответил ей старший – и, как правило, единственный – командир.

Так-так-так… предложение русского по части транспорта – принять… ну, это было довольно предсказуемо. Не уронить чести Легиона?! Это ещё к чему?

Вообще-то, представления о способах удержания на весу чести Легиона у Ланы были самые расплывчатые. Она всегда полагала, что больше, чем с честью выполнить поставленную перед ней задачу, для поддержания чести Легиона сделать нельзя. Но Дедуля явно имел в виду что-то другое. А его решение не уточнять, что именно, наводило на размышления. И размышления эти Лане не нравились.

Однако, размышления – размышлениями, а сейчас ей следовало поторапливаться. Так что статуе Нильса Бора пришлось обойтись без того внимания, к которому она наверняка привыкла за три года, которые Лана Дитц провела на Атлантиде. Наплевав на вполне вероятный штраф и не вслушиваясь в восторженный свист за спиной, мрина с места почти вбила гравидоску в аварийный воздушный эшелон, и помчалась домой.

Точнее, в теперешнюю точку постоянной дислокации. Домом она считала… да, строго говоря, у неё не было места, которое она с полным на то основанием могла бы считать домом. После смерти папы Конрада – не было. А когда у тебя нет дома – какая разница, где его нет?

Кстати, о доме. Есть он или нет, но то, что Лана могла, пусть и довольно условно, назвать «своим домом», следовало привести в порядок прямо сейчас. Поэтому немедленно по возвращении на Правый Мизинец она сбежала по лестнице на самый нижний уровень, в крохотную комнатку, большую часть которой занимали стеллажи со снаряжением и стол для упаковки багажа. Сбежала и, принявшись укладывать в сумку то, что считала необходимым в предстоящем вояже, позвала:

– Тим! Поди сюда!

Она стояла спиной к двери, располагая в давно известном и строго определённом порядке разного рода приспособления, главным образом предназначенные для старой доброй драки. Отдельно, в крохотном, по меркам нормальной женщины, свёртке – мелочёвка вроде флакончика любимых духов.

Духами она почти не пользовалась, дабы не перебивать обоняние, но иногда они бывали необходимы. Кто знает, куда её занесёт и кому придётся представляться? Так что склянка, упоительно и почти резко пахнувшая лимонной мятой даже через притёртую пробку, заняла своё (невеликое, по счастью) место в багаже. А там и Тим заявился. Наконец-то. Ну что ж… приступим к наведению порядка.

– Прикрой дверь. Не стоит детишкам знать, то мама с папой поссорились.

– А они поссорились? – проговорил сзади Тим.

И тогда она ударила. Не оборачиваясь, сгруппировавшись и резко разгибая назад левую ногу. Амбидекстрия, врождённое (и отполированное тренировками) равное развитие правой и левой сторон, позволяла бить любой ногой. Но Лана предпочитала первый удар наносить левой. Маленькая, вполне позволительная – и неожиданная для большинства противников – слабость.

– Извини.

Ни толики признания вины не было сейчас в её голосе. Провинилась уж точно не она. Доносящиеся из-за спины звуки свидетельствовали, что она попала именно туда, куда намеревалась: в солнечное сплетение.

– Мне требовалось с гарантией привлечь твоё внимание к тому, что будет сказано. И примитивное рукоприкладство – единственный по-настоящему надёжный способ из известных мне.

Протянула руку над сумкой, швырнула в сторону закрытой двери загодя припасённое мокрое полотенце:

– Утрись. Продышишься – поговорим. О шутках и розыгрышах. О чувстве юмора вообще. Об идиотии тоже поговорим. В последний раз, потому что повторяться я не намерена. А намерен ли ты слушать – решать тебе.

По расчётам Ланы, у неё было около трёх минут на завершение сборов в дорогу (ударила она на совесть), минут пять на введение старого друга в потерянный им было меридиан и, в целом, примерно четверть часа до выхода. А уж в каком составе состоится этот самый выход – её, в силу принятого решения, уже не касалось.