Похоже, слава о хитроумии Рашеда-тайфы дошла и до оазисов. Я бы не удивилась, если бы его имя послужило пропуском даже на другом конце пустыни.
Оставалось только надеяться, что слухи о побеге любимой рабыни тайфы, укравшей лучшего молоха, будут распространяться чуточку помедленнее. Иначе погоня, которую вынужденно пошлет тайфа, настигнет меня быстрее, чем я успею заполучить арсанийцев в союзники, — и что делать тогда?..
Впрочем, если быть честной, я с некоторым трудом представляла, что делать сейчас. Положим, тропу до третьего по удаленности оазиса я знала, но что, если арсанийцы успели уйти к самым горам на северо-западе? На возвышенностях засуху пережидать проще, по ночам там выпадает роса, и верблюдам ее достаточно, чтобы выжить.
А Ваадан, как назло, поголовно оседлые. Им ни к чему пускаться в дальние странствия: в оазисе сразу два колодца, и вдобавок через него лежат торговые пути в столицу, которые не пустеют даже в самые засушливые месяцы. Вот их дозорный, с другой стороны…
Я подняла взгляд и с трудом сдержала смешок.
Традиции кочевников предписывали благородным мужам хранить спокойствие, оставляя все эмоциональные припадки женщинам. Благородные, правда, никогда не нанимались в охрану — но подражать им старались все, от рабов до, собственно, женщин.
Дозорного это поветрие не обошло стороной. Оборачиваться, выдавая острое любопытство, он не стал, но позволял верблюду едва переставлять ноги, чтобы молох скорее с ним поравнялся. Я вдумчиво изучила широкую спину дозорного — он, казалось, нарочно расправил плечи, чтобы выглядеть грозно и представительно, будто ощутив затылком мой взгляд, — и натянула поводья.
Отчасти — потому что жгучий интерес следовало поддерживать всеми возможными способами.
Отчасти — банально из вредности.
После продолжительного общения с Рашедом все остальные представлялись восхитительно простыми и понятными, и сдержаться было невозможно — хоть я и подозревала, что от этого только становлюсь похожей на тайфу, от которого удрала при первой же возможности, поджав хвост.
Эта мысль почти заставила меня устыдиться и догнать-таки дозорного. Но тут он, как по заказу, позволил верблюду вовсе остановиться, якобы соблазнившись какой-то особо аппетитной колючкой, и я не стала ослаблять поводья. Молох пританцовывал, радуясь, что не нужно никуда спешить, и до дозорного добрался только к тому моменту, когда верблюд уже собрался трогаться дальше, на ходу пережевывая травяной комок.
Дозорный все-таки обернулся — и вздрогнул от неожиданности, обнаружив совсем рядом с собой рогатую башку ездовой ящерицы. Верблюд тоже не пришел в восторг, но, поразмыслив, тратить свежайшую травяную жвачку на всяких молохов не стал.
- А не порадует ли господин путницу беседой? — вкрадчиво поинтересовалась я. — Давно ли Свободные люди ушли из оазиса?..
Прим. авт.:
Тагельмуст — традиционный головной убор, прикрывающий голову и нижнюю часть лица на манер тюрбана с вуалью, благодаря чему защищает и от солнца, и от песка.
Беседу дозорный завязал охотно, но порадовать путницу не смог. Арсанийцы снялись с лагеря еще до того, как я в первый раз угодила в этот оазис и попала во дворец тайфы. До гор за это время они едва ли добрались, но за границы известной мне территории наверняка уже вышли. Если только их не задержала в пути песчаная буря — но я не знала, разыгралась ли хоть одна за то время, что я провела взаперти. Под защитой городских стен за капризами пустыни следили разве что маги, ответственные за поддержание купола над столицей, — и то лишь в те моменты, когда приближалось время подпитки плетений.
Дозорный будто нарочно сгущал краски, расписывая размеренные дни в оазисе, благополучно минувшие, пока я потихоньку сходила с ума во дворце тайфы. Послушать его, так прошла целая вечность, и Свободные могли не только откочевать к горам, а благополучно вымереть. От скуки и чрезмерно благоприятной для путешествий погоды, которая сменилась буквально только что.
Я слушала его — и не могла нарадоваться, что о кодексе сдержанности вспомнила раньше, чем о Рашеде.
После многоходовых дворцовых интриг, когда одно слово правителя способно изменить настроения в целом городе по ряду совершенно никак не связанных между собой причин, то, что пытался провернуть дозорный, казалось восхитительно простым и понятным. А я чувствовала себя такой умудренной опытом, что поневоле искала подвох.
Только его не было.
Он и в самом деле надеялся, что я испугаюсь дальнего путешествия в одиночку и, пытаясь расположить к себе единственного кочевника на дневной переход окрест, выложу как на духу и последние новости из столицы, и подлинные цели своей поездки, и еще пару поучительных историй сверху отсыплю.
Стоило отдать дозорному должное: дальнего путешествия я и в самом деле побаивалась. А он и впрямь был единственным кочевником на дневной переход окрест.
Только вот выкладывать все на духу было все равно что начинать торг с настоящей цены.
Поэтому в ответ на самые душераздирающие пассажи я сладко улыбалась и молчала в тряпочку, причем благодаря специфическому пустынному ветру делала это в самом что ни на есть прямом смысле. За беседой время пролетело незаметно, и из-за дюн показались серовато-зеленые макушки финиковых пальм.