Багряное Пламя - [14]

- Но вначале – в Каррас, - напоследок как бы невзначай бросил я.

- Какой еще Каррас?

- Вот об этом пусть тебе старик и расскажет.

Альвин только рассмеялся в ответ и, развернувшись, направился к казармам, где заседал Августин, напоследок крикнув мне, чтобы я не ложился спать и был готов к серьезному разговору, под которым обычно подразумевал обычную пьянку. Я же решил провести оставшееся время с пользой: именно так, как просил не делать Альвин. Завтра предстояли долгие сборы в дорогу, полную неизвестностей, а последняя безопасная остановка на нашем пути – именно этот форт, имперская застава на самой границе диких земель, за которой только бескрайние леса, поля и реки, а еще дальше – горы, на самом горизонте, путь до которых – сотни поприщ. А за ними – лишь  граница мироздания. Так далеко мы забрались. С каждой минутой во мне крепла мысль о том, что именно туда в конце-концов приведет меня дорога. И значит, перед всем этим путешествием нужно как следует отдохнуть.

И, будто стены этого древнего оплота дарили свою защиту не только от врагов, но и от дурных снов, в этот раз я заснул совершенно спокойно, и видел лишь то, чем полнился прошедший день, наутро проснувшись совершенно выспавшимся и бодрым. Вновь я застал ту самую раннюю минуту утра, когда люди обычно вот-вот готовы проснуться, но всё еще пребывают во власти сладостных сновидений. Удивительно, что за минувшую ночь Альвин так меня и не побеспокоил, видимо, нашел дела поважнее.

Пристрастие к выпивке губило его и как человека и как профессионала своего дела. Пройдя три войны и потеряв почти всех друзей и товарищей, он оказался накрепко вовлечен в своё простое но пагубное увлечение. Всем нам, кто пережил падение Шестой Империи, пришлось потерять слишком много, и потому каждый спасался от ужасов войны по-своему. Иногда мне казалось, будто та, последняя война всё-таки забрала его, оставив лишь сосуд, который каждый день требовалось заполнять вином до самого края. Именно поэтому я уговорил Августина взять Альвина сюда, на самый край мира в надежде на возможное исцеление.

Когда окончательно рассвело, я вновь зашел на огонёк к старому инквизитору, выведать его план действий, прежде всего собрания командиров отряда. Никогда не любил подобных сборищ, к тому же, на них просто невозможно задавать вопросы, не предназначенные для сторонних ушей, а в моём поле действия таких вопросов была целая куча. К тому же, неуставные отношения учителя и ученика позволяли временами узнать больше, чем следовало.

Августин, как и всегда, не спал, вместо этого зарывшись в кипы документов и тихо скрипя пером. Привычку работать по ночам он выработал с годами, когда потребность во сне стала снижаться, но силы, вопреки всему, так и не покидали старика. Но на этот раз инквизитор был не один. Справа от его стола, на резной лавочке, сидела незнакомая мне девушка, осанке которой позавидовала бы любая корабельная мачта имперского флота, до того прямо и невозмутимо она держалась на своём месте. Волосы ее, собранные в незамысловатую причёску, в полумраке, казалось, были не то каштановыми, не то тёмными до черноты, до того разнился их оттенок. На благовидном лице удивительно сочетались и благородные и простые черты: полные чувственные губы с игривыми складками в уголках рта, немного крупный, чуть вздернутый нос, полуприкрытые отдающие зеленью глаза, и густые брови.

По обе стороны двери теперь возвышались верзилы в доспехах, по всей видимости, представляющие собой охрану этой дамы, поскольку Августин в жизни не доверял свою жизнь никому, кроме самого себя.

Тут Августин, будто опомнился, и, поднявшись со своего места, двинулся в мою сторону, бросив взгляд на девушку, также поднявшуюся со своей скамейки и приблизившуюся ко мне со скромной улыбкой на лице.

- О, позволь представить тебе младшую дочь стратега Ауреваля и мою двоюродную племянницу – Мелиссу Дука, - каким-то странным тоном обратился ко мне Августин.

- А этот благородный человек, дорогая моя, как я тебе и рассказывал, Маркус Клавдий Кемман – командор Терасариев и мой ученик.

Мы обменялись положенными этикетом приветствиями, и я теперь никак не мог заставить себя отвести свой взгляд, выходивший уже по своей пристальности за рамки приличия.

- Дядюшка много рассказывал о вас, - мелодичным, немного грудным голосом, Мелисса будто пропела эту фразу, так же не отводя взгляда с моего лица.

«Неужели Августин занялся сватовством?» - неожиданно мелькнуло у меня в голове. Но необычайно странно было после стольких лет даже думать об этом. Какое-то забытое чувство возникло у меня в груди, будто щелкнул замок, и крышка сундука с чем-то запретным и давно похороненным, вновь оказалась открыта. Впрочем, я тут же опомнился, и постарался запихать это чувство как можно дальше, снова запечатывая его в забвении, где ему и место.

- Интересно, что же такого о моей скромной персоне рассказал вам мой учитель? – стараясь ничем не выдавать своё волнение, осведомился я.

- У вас печальная судьба, но сердце очень храброе, - внезапно посерьёзневшее лицо Мелиссы озарила грустная улыбка, - говорят, если человек переживает множество бед и они не ломают его, Антартес после смерти делает такого человека своим вечным стражем.