Багдадский Вор - [89]

И, сама не понимая, что делает, она произнесла эту мысль вслух.

– Красавчик! – яростно прошептала она, но ее звонкий шепот спустился к адресату сквозь облака запахов, стоявших на Пэлл-стрит.

Юн Лон улыбнулся, приподнял свой аккуратный котелок и пошел своей дорогой.

Вечер за вечером Фанни возвращалась к одной и той же теме, улещивала, ласкалась, угрожала и проклинала:

– Послушай-ка, узкоглазенький…

Но с таким же успехом она могла спорить со сфинксом. Ее неизменно улыбающийся повелитель падал в удобное кресло-качалку и покачивался в нем, отталкиваясь пальцами ног, обутых в войлочные туфли. Из угла его грубого обвислого рта свисала сигарета, а у локтя стоял бокал тепловатого рисового вина. Хон Фа следил за женой, как будто перед ним кружился некий экзотический жук, которому опалили крылья. Она его забавляла. Но со временем от постоянного повторения забава приелась, и Хон Фа в истинно китайском духе решил предъявить официальную жалобу Брайану О’Нилу, хозяину салуна на Бауэри, который называл себя дядей Фанни.

Для этого блудного сына Эрин жизнь была весьма радостной последовательностью маленьких удобств и маленьких приятных грехов. О’Нил от души посмеялся и сказал, что его «племянница» была излишне сентиментальна и чертовски глупа.

– Побей ее! – спокойно посоветовал он Хон Фа. – Отлупи как следует, и она будет есть у тебя с руки, брат!

– Значит, это ваше официальное разрешение как главы ее семьи?

– Само собой. Погоди, я дам тебе свою плетку. Фанни с ней хорошо знакома.

Наг Хон Фа принял как совет, так и плетку. Тем вечером он сильно побил Фанни и повторял процедуру каждый вечер на протяжении недели, пока та не успокоилась.

Фанни вновь стала образцовой женой, и в мощную грудь ее супруга вернулось счастье. Даже социальная работница мисс Раттер это заметила.

– Истинная любовь – вот источник нерушимого мира, – говорила она, когда видела, как семья Наг Хон Фа идет по Пэлл-стрит с маленьким Брайаном впереди и девочкой на руках матери.

Наг Хон Фа великодушно прощал своей супруге ее женское тщеславие. Однажды вечером она пришла домой, раскрасневшаяся и радостная, и показала ему браслет, сверкающий на запястье.

– Ты не думай, узкоглазенький, это не настоящие бриллианты с золотом! – объяснила Фанни. – Это я на свои сбережения купила – ты ж не против? Зато представь, как все соседи будут думать, что он настоящий и что это ты мне подарил!

Он улыбнулся и схватил жену за колено, как в старые добрые времена.

– Да, да, – сказал Хон Фа, перебирая второй пухлой рукой ее ярко-золотистые кудри. – Конечно, носи. Может быть, если ты родишь мне второго сына, я подарю тебе настоящий браслет – с настоящим золотом и настоящими бриллиантами. А пока носи эту безделушку.

Как и прежде, Фанни не забывала о потребованной ею свободе улиц и городских огней. Хон Фа ни капли не возражал, ведь он дал ей обещание перед свадьбой. Он со своей стороны, как человек справедливый, досконально выполнял свою часть сделки.

Брайан О’Нил, которого Хон Фа случайно встретил в магазине подержанных товаров Секоры Гарсия, сообщил ему, что Фанни вела себя как полагается.

– Та порка ей совсем не повредила, дорогой племянник, – сказал Нил. – Она себя держит. Боже, храни любого малого, что попробует вокруг нее увиваться. – Он фыркнул, вспомнив финского матроса, которому пришлось внезапно и бесчестно дезертировать из задней комнаты салуна с широкой царапиной на лице и горькими словами о всем женском роде на устах. – Да, Богом клянусь, она себя держит! Сидит себе и сидит со стаканом джина и старой подружкой Мэми Райан и болтает с ней часы напролет. О тряпках небось, о чем же еще?

Конечно, время от времени Фанни возвращалась домой слегка навеселе. Но Наг Хон Фа был китайцем и поэтому милостиво закрывал глаза на подобные маленькие промахи с ее стороны.

– Жена-пьяница, что умеет готовить, мыть детей и держать язык за зубами, лучше трезвой жены, что источает добродетель, но при этом не может помыть посуду, не разбив тарелки, – сказал он Наг Хоп Фату, семейному ясновидящему. – Честная свинья лучше вазы с розами, в которой есть трещина.

– Твоя правда! Быстрый мул лучше лошади с подрезанной ногой, – так ясновидящий завершил этот ряд восточных метафор, не забыв подкрепить свое мнение подходящей цитатой из «Жизни Будды».

Той зимой, когда могучий ветер с севера продувал всю заснеженную Пэлл-стрит, Фанни вернулась домой, чихая, сморкаясь и надрывно кашляя. Семь часов спустя она слегла с пневмонией. Наг Хон Фа искренне переживал. Он передал управление рестораном своему брату Наг Сень Яту, сидел у постели жены, шептал ей ласковые слова, клал компрессы на горячий лоб, менял простыни и давал лекарства, делая все мягко и ловко, как женщина.

Даже после того, как врач сказал ему трое суток спустя, что положение безнадежно и что Фанни умирает, даже после того, как он, будучи человеком последовательным и практичным, удалился в заднюю комнату на несколько минут, написал письмо Юн Цюай, его бывшей жене в Сан-Франциско, с предупреждением приготовиться и приложил сотню долларов на билет, даже после всего этого Хон Фа не отходил от постели Фанни Мэй Хи, проявляя чрезвычайную нежность и терпение.