Багдадский Вор - [54]

Посторонним вход воспрещен

Так или иначе, тот день в офисе барона ознаменовал вершину карьеры Махмуда Али Дауда. Двадцать лет назад, во времена, когда Чартерная компания довольно сильно разрослась с помощью французского и бельгийского капитала и начала распространять свои сети из Марокко к мысу севернее Тимбукту и южнее, к гигантскому водовороту водопада Мерчисон-Фолс, араб, тогда еще торговый инспектор в компании, был уволен, чтобы дать дорогу некоему юноше, чей отец вложил двадцать тысяч фунтов в фонд компании.

Почти сразу бросок костей судьбы отправил в некое зловонное поселение Конго нашего араба и его будущего партнера по имени Донаки, чья горячая шотландская кровь прекрасно сдерживалась его рождением и воспитанием в Чикаго; а Махмуд Али Дауд, заметим, был серьезным, мрачным, с темными миндалевидными глазами арабом из Дамаска.

Удивительное партнерство!

Один был настоящим шотландцем, непреклонным пресвитерианцем, расчетливым, твердым, но в то же время наполненным нелепым, сентиментальным кельтским мистицизмом, что довольно часто являлось причиной понимания сути вещей и условий даже тогда, когда он действовал в убыток себе. Ограниченный, если речь шла о его собственной морали, и открытый, если начинались заботы о других, он требовал всех денег до последнего цента, руководствуясь не скупостью, а скорее принципом. Более того, это был человек, чьи предшественники в Глазго пожертвовали бесчисленное множество святых вещей в шотландскую церковь во времена Джона Нокса. Другой же чистокровный герой происходил из благородного рода племени аль-Ансари, родственников пророка Мухаммеда, почти на протяжении двенадцати веков являвшихся потомственными хранителями ключей мечети аль-Харам. В этом и был весь араб: жадный, но при этом очень щедрый; с хорошими манерами, но властный; искренний, но в то же время насмешливый; сочувственный своим друзьям и невероятно жестокий к своим врагам; аскетичный, но страстный; скромный, но со сложным характером.

И вдруг – партнеры!

«Донаки и Дауд» – ранее общепринятое сокращение их фирмы Ди-Ди, теперь известное от мыса на севере Марокко и по всем районам от прибрежной полосы широкой, величественной, но медлительной реки, даже до палаток туарегов. Это компания вошла в историю африканской торговли. Ее уважали в Париже, в Лондоне и Нью-Йорке, ее боялись в Брюсселе и Амстердаме, ей завидовали в Гамбурге и Берлине.

«Донаки и Дауд» занимались продажей слоновой кости, страусовых перьев и каучука, золота и четок, ситца и антиминса, корней хинина и орселевого ягеля, канадских каноэ и небольших, тяжелых американских моторных лодок, хлопка, оливкового масла и табака и, по правде говоря, языческих божков, произведенных в Бирмингеме фирмой благочестивых баптистов, а также дешевого ливерпульского джина и некоторых видов оружия, которые не подводили при первом же применении.

Два десятилетия тяжелой, трудной работы – работы на этой черной, зловонной земле Африки, что дает неимоверные сокровища, при этом калеча, давя и убивая. Двадцать лет, за исключением редких деловых поездок в Англию, Францию, Марокко или к мысу, проведены на западном побережье и на смердящих землях, где, по словам сэра Чарльза Лейна-Фокса, губернатора колонии, кладбища были единственными процветающими поселениями.

Два десятилетия изнурительного, душераздирающего соперничества с большой компанией, основным акционером которой был король, главным юридическим советником – премьер-министр, секретарем – епископ, а казначеем – банкир-еврей со старинной фамилией. Агенты, посредники и исследователи были отчаянными обитателями всех семи морей, проницательными, искусными, беспринципными, найденными среди восточных янки, северных англичан, бразильских евреев, португальских метисов, арабов, валлийцев, сицилийцев, армян и шотландцев в Глазго.

Однако Ди-Ди удалось побороть грозного соперника.

На сегодняшний день их фабрики и пристани, станции и складские помещения на всем протяжении реки свидетельствовали о неисчислимом богатстве. Они запустили свою линию колесных пароходов, у них появились собственные сухие доки и ремонтные мастерские. Дважды в год Ди-Ди отправляли быстрые, дорогие зафрахтованные турбинные лодки, чтобы перевести ценный груз в Ливерпуль или Антверпен или даже прямо в Нью-Йорк. Без их участия не проходила ни одна коммерческая или финансовая операция.

Годами ранее они подумывали уйти из бизнеса. Донаки хотел возвести особняк в Чикаго, на Лейк-Шордрайв (он часто представлял себе его внешний вид), – в память о ностальгических мечтах, о тех душных днях, когда снаружи солнечные лучи падали на землю, как блестящие копья, а внутри прямо за закрытыми ставнями из ротанга и бархатным подвешенным одеялом жара как будто окутывала шерстяным одеялом. Махмуд Али Дауд думал вернуться обратно, в родной Дамаск, на свою виллу, светящуюся, как драгоценность, в окружении кустов роз в саду, где росли как минимум еще десять разновидностей финиковой пальмы. Об этом он очень часто говорил.

Они обсуждали с тоской в голосе свой уход из бизнеса, который, в общем, стал уже их судьбой. Донаки и Дауд ссорились и проклинали друг друга год за годом.