Багдадская встреча. Смерть приходит в конце - [17]

Так что же делать с документом Ричарду Бейкеру?

Можно передать Клейтону, представителю его величества.

Или оставить у себя, пока за ним не придет сам Кармайкл?

После недолгих размышлений он выбрал последний вариант.

Но прежде принял меры предосторожности.

Оторвав от старого письма чистую половину, Ричард принялся сочинять рекомендацию примерно в тех же выражениях, но с использованием других слов – на тот случай, если текст представлял собой зашифрованное сообщение. Впрочем, могло быть и так, что сообщение написано некими невидимыми чернилами.

Потом Ричард посыпал свое сочинение пылью с подошв ботинок, втер ее ладонями, сложил и развернул несколько раз, так что оно приобрело должный вид.

Закончив с этим, он скомкал листок и сунул в карман, после чего долго смотрел на оригинал, рассматривая и отвергая различные варианты. Наконец с легкой улыбкой сложил его несколько раз, придав продолговатую форму, достал палочку пластилина, без которого никогда не путешествовал, завернул листок в отрезанную от несессера клеенку, а получившуюся трубочку обмазал пластилином, разгладил поверхность и проставил на ней оттиск цилиндрической печати, которую носил с собой.

Потом с мрачным удовлетворением оценил полученный результат.

На трубочке четко отпечаталось изображение бога Солнца, Шамаша, вооруженного Мечом Правосудия.

– Будем надеяться, что это добрый знак, – проворчал Ричард Бейкер.

Вечером, когда он заглянул в карман пиджака, который был на нем утром, сложенной бумажки уже не было.

Глава 7

Жизнь, думала Виктория, наконец-то настоящая жизнь! Сидя в зале аэровокзала, она дождалась того волшебного момента, когда диктор произнес заветные слова: «Пассажиров, следующих в Каир, Багдад и Тегеран, просят занять места в автобусе».

Волшебные названия, волшебные слова. Для миссис Гамильтон Клипп, которая, как уже поняла Виктория, значительную часть жизни занималась тем, что перепрыгивала с пароходов в самолеты, с самолетов – на поезда, а короткие промежутки проводила в дорогих отелях, в них не было ничего волшебного, ничего чарующего. Но для Виктории они звучали восхитительной переменой после приевшихся фраз: «Записывайте, пожалуйста, мисс Джонс», «В этом письме полно ошибок. Вам придется перепечатать его, мисс Джонс», «Я знаю, где делают самый лучший перманент», «Чайник закипает, вы не заварите?». Опостылевшая рутина! А теперь – Каир, Багдад, Тегеран! Вся восхитительная романтика Востока (с Эдвардом в конце пути).

Виктория спустилась на землю, услышав фразу, которой ее работодательница, оказавшаяся неизлечимой говоруньей, завершила очередную серию высказываний:

– …а по-настоящему чистого ничего-то и нет. Вот почему я всегда очень, очень осторожна с тем, что ем. На улицах и базарах такая грязь, вы себе даже не представляете. А какое рванье они носят! Это же полная антисанитария. И туалеты… Да их и туалетами-то нельзя назвать!

Все эти жалобы и возмущения, выслушивать которые Виктории пришлось по долгу службы, нисколько не омрачили ее энтузиазм и не отравили ощущение праздника. Грязь и микробы мало что значили в ее юной жизни. По прибытии в Хитроу она помогла миссис Клип выйти из автобуса. Паспорта, билеты, деньги – все эти вопросы уже были переданы в ее ведение.

– Какое же это облегчение, что вы под рукой, мисс Джонс!.. Даже не представляю, что бы я делала, если бы мне пришлось путешествовать одной.

Путешествие по воздуху напоминало школьную экскурсию. На каждом шагу рядом с тобой оказываются добрые, но решительные учителя, всегда готовые помочь и направить. Бортпроводницы в аккуратной униформе терпеливо и четко, с той неукоснительной твердостью, что характерна для детсадовских воспитательниц, имеющих дело с не окрепшими умом детишками, объясняли, что именно тебе положено сделать в нужный момент. Виктория, наверное, не удивилась бы, если б каждое свое выступление они предваряли словами «итак, дети».

Утомленного вида моложавые джентльмены за стойкой привычно протягивали руки за паспортами и, интимно понизив голос, осведомлялись о деньгах и драгоценностях. При этом им каким-то образом удавалось внушить пассажирам чувство вины. У предрасположенной к внушению Виктории ни с того ни с сего возникло острое желание описать свою скромную брошку как брильянтовую диадему стоимостью в десять тысяч фунтов только лишь для того, чтобы посмотреть, как изменится скучающее выражение лица молодого дознавателя. И только мысль об Эдварде удержала ее от такого шага.

Пройдя несколько барьеров, они снова попали в зал ожидания, выход из которого вел уже прямо на аэродром. Подходящим к ожиданию фоном служил доносящийся снаружи рев моторов. Оглядывая спутников, миссис Гамильтон Клипп с удовольствием награждала каждого короткой характеристикой:

– Те двое малышей ну просто прелесть, не правда ли? Но какое ж это испытание путешествовать одной с двумя детьми… Надо думать, британцы. Костюм на матери уж больно хорошего покроя. А вот выглядит она усталой. Симпатичный мужчина… есть в нем, по-моему, что-то латинское. И какая броская клетка – определенное дурновкусие. Бизнесмен, наверное. Вон тот, посмотрите, голландец – шел перед нами на паспортном контроле. А та семья – то ли турки, то ли персы. Американцев вроде бы нет. Они, наверное, «Пан-Американ» предпочитают. Те трое, что держатся одной компанией, наверняка по части нефти. Вы согласны?.. Мне нравится смотреть на людей и угадывать, кто они такие и чем занимаются. Мистер Клипп говорит, что меня увлекает человеческая натура. По-моему, это вполне естественно – интересоваться теми, кто рядом… Как думаете, вон та норковая шубка стоит своих трех тысяч долларов?