Багаж императора. Необычная история - [51]

– Это новая наша модификация, − пояснил Сикорский, по хозяйски протянув руку приглашающим жестом в сторону кабины.

По приставной лесенке мы забрались в нее. Она была достаточно просторна. Слева, справа и в хвосте находились откидные сидения для пулеметчиков и ременная система их фиксации. Посередине располагался бомбовый люк с хранилищем. Кроме того, с левой стороны на месте одного из пулеметов устанавливалось оборудование, создающее электромагнитные поля и соединенное проводами с двигателем. Соответствующие приборы были уже установлены возле кресла пилота, на отдельном щите, слева от штурмана. Меня интересовало, как я могу пристроить в кабине свои ящики. Обсудив на месте эту проблему с инженером, мы решили, что груз будет размещен на бомбовом люке и закреплен ремнями. Потребуется небольшая, почти косметическая переделка. После этого мы обследовали шасси и договорились, что на самолет будут установлены дополнительные баки для горючего, чтобы увеличить дальность полета.

После обсуждения всех технических деталей я договорился с инженером о встрече с экипажем и убыл с завода.

Встреча с экипажем

Через день утром мне позвонил Сикорский и пригласил приехать к обеду на завод. Уладив все свои дела в первой половине дня, часам к двенадцати на рысаке я прибыл к заводоуправлению. Поднявшись на третий этаж, я постучал в дверь и вошел в кабинет инженера. Увидев меня, он вскочил из-за стола и, не надевая сюртука, который висел на кресле сзади, энергично пожал мне руку.

– Вот и хорошо, что вы приехали. Сейчас я подпишу пару бумаг, и мы пройдем с вами в ангар, где я представлю вам экипаж. Учитывая ваши пожелания, он состоит из шести человек. Командир-пилот А.М. Костенчик, опытный летчик, выпускник Гатчинской летной школы, имеет опыт дальних полетов и прицельного бомбометания. Кстати, он напрочь разбомбил железнодорожную станцию Даудевас возле Фридрихштадта, чем здорово помог нашим войскам. Правда, и экипажу сильно досталось. Второй пилот − прапорщик А.В. Меньшаков, а остальные четверо рядовые-пулеметчики. Мы их тут три дня тренировали в стрельбе из пулеметов. Сделали тир и пулеметные гнезда на подвесных ремнях, собственно, как и на аэропланах. Ну и под разным углом выдвигали макеты самолетов, по которым они вели прицельную стрельбу. Кстати, получается неплохо. Ну вот, я уже готов. Прошу, − и он, открыв дверь, пропустил меня вперед к выходу.

Выйдя в коридор, мы через проходную направились в ангар. На улице уже ярко светило солнце, придавая необычный колорит зданиям и ангару, пробиваясь своими лучами внутрь и оставляя затемненными места, пока недоступные им.

Войдя в ангар, мы застали весь экипаж в сборе, выстроенный в одну шеренгу с правой стороны самолета. Впереди стоял командир корабля и второй пилот, кожаные куртки которых, поставляемые нашими союзниками, буквально горели на солнце желтоватым цветом. Далее по ранжиру располагались члены экипажа. Поочередно здороваясь со всеми, я подошел к последнему замыкавшему шеренгу фельдфебелю. Протягивая ему руку для рукопожатия, я поднял глаза на его лицо и оторопел от изумления. На меня смотрела белозубая улыбка на фоне лица, цвета черного дерева. Передо мной был африканец, одетый в русскую военную форму. Пожимая мне крепко руку, он представился на чистом русском языке – фельдфебель Питер Макфой. Ответив на его рукопожатие, я вопросительно посмотрел на Сикорского. Тот, мило улыбаясь, разъяснил, что Питер очень опытный стрелок, воюет почти с начала войны и на его счету очень много сбитых вражеских самолетов. Как оказалось, Макфой был американцем и плавал матросом на корабле, поставлявшем грузы в Россию. После конфликта, произошедшего на корабле, он вынужден был бежать с него в Одессе, где и прибился к аэродрому. Там он показал себя хорошим механиком, а затем освоил специальность стрелка и стал летать на самолетах, так постепенно и вписался в этот экипаж. Как оказалось, его род был из Нигерии, и Питер обладал определенными качествами, дававшими ему возможность выходить победителем из схваток. Во время боевой обстановки он как бы считывал мысли противника, предугадывал его дальнейшие действия и быстро и адекватно отвечал на них. Был он высокого роста, широкоплечий, с неизменной белозубой улыбкой на лице.

Познакомившись с экипажем, мы вместе осмотрели те новинки, которые были применены в ходе переоборудования аэроплана, а затем экипаж занял свои места в летной кабине и провел тренировку возможных действий в ангаре, привыкая к новому оборудованию. В ходе этой тренировки мы договорились, что завтра утром вылетим в Гатчинскую летную школу, где уже в полете проверим работу самолета и оборудования.

На следующий день в семь утра я был уже у ангара. Аэроплан, выведенный из него, стоял во всей своей красе на летном поле. Было еще темновато, но погода обещала быть летной, и небольшие белые тучки, которые плыли по небу, не могли быть нам помехой. Вокруг самолета суетился экипаж, техники и Сикорский. Поздоровавшись со мной он предложил сразу пройти в кабину самолета, где мне предложили надеть такую же кожаную куртку, как и у всех остальных членов экипажа. Пока я надевал ее, завелись двигатели аэроплана, и их работа наполнила дрожью и мощью гула всю кабину. Мне предложили сесть рядом с Сикорским на откидной железной лавке, и вскоре самолет начал свой разбег, затем оторвался от земли, набирая высоту и подвывая моторами. Кабина наполнилась ровным гулом и, поглядывая сквозь окошко вниз, я увидел величественную картину Петрограда, раскрывшуюся во всей своей красе с первыми лучами восходящего солнца, которое огромным сияющим диском поднималось прямо перед нами. Его лучи, продвигаясь по просыпающемуся городу, выхватывали золотые маковки церквей и храмов, а те, словно от божественной искорки, загорались ярким золотым светом, распространяя вокруг себя сияние, озаряя улицы и редких прохожих, спешивших по своим делам. Город словно раскрывался навстречу свету, но там, куда не доставали солнечные лучи, стояла темная чернота, еще сохранявшая свою ночную тайну. По мере нашего полета земля под нами все более и более светлела, наливаясь сочным утренним светом, радуя глаз зеленым ковром лугов и лесов.