Бабушки - [27]

Но не слишком ли Виктория уже взрослая, чтобы называть ее умницей? Скоро ей исполнится четырнадцать. Уже грудь выросла. Она больше не малышка, но все еще спит на кушетке, и ее пожитки, весьма скудные, лежат в чемодане, на который накинута тряпка, чтобы можно было сесть, а одежда висит на вешалке в углу тетиной комнаты. Когда-нибудь, молилась Виктория, у нее будет свое жилье, своя комната. Тетя умрет, она займет ее комнату, это будет ее квартира.

В последние недели тетиной жизни Виктория совсем не попадала в школу. Она попросту сидела там, у смертного одра, настолько слившись с болезнью, что и сама испытывала боль в животе: у тети был рак желудка. Все это походило на один длинный, мрачный, дурно пахнущий сон. Сестры то приходили, то уходили, лекарства, чашки с питьем, которые стояли возле кровати и остывали, нетронутые, а тетя кричала от боли, и Виктория выдавала ей очередную порцию болеутоляющего. Как-то она спросила у Филлис Чедвик, почему тетю не могут положить в больницу. Ей объяснили, что этого не произойдет до самого последнего, а Виктория такая умница. «К тому же она тебя приютила. Не забывай этого, Виктория. Тетя столько для тебя сделала».

Наконец Мэрион забрали в больницу, и Виктория стала ее навещать, проводя с ней большую часть дня, хотя маловероятно, что тетя это осознавала. «Но — кто знает», — сказала Филлис Чедвик, и медсестры согласились с ней. «Сейчас никто точно не может сказать, в сознании они или нет». «Сейчас» относилось не к тому, что умирающие вдруг обрели новые способности, а к новому взгляду на пациентов: подозревалось, что они понимают все, что происходит вокруг, даже в коме, даже при смерти. Или даже после смерти?..

Тетя Мэрион умерла, и на Викторию легла обязанность организовывать похороны, под контролем Филлис, хотя все подписи ставил социальный работник, потому что сама Виктория была еще слишком мала. Она не могла понять: как, если она слишком мала, чтобы ставить подписи, в ее силах было заботиться о смертельно больной?!

Оставшись в пустой квартире, Виктория открыла окна, чтобы изгнать запах смерти и лекарств. Когда проветрится, она переедет в тетину спальню… пришел мужчина, выразил почтение и соболезнования по поводу смерти тети Мэрион, как и по поводу того, что девочка осталась одна на целом свете, и спросил, куда она собирается идти теперь. «Я останусь тут, в тетиной квартире», — ответила она. «Но тебе всего четырнадцать лет, — возразил мужчина, — одна ты жить не можешь».

Виктория не верила, что квартира не будет принадлежать ей, что у нее так и не будет собственного жилья, до тех пор, пока не пришла Филлис Чедвик и не сказала, что Виктории лучше пойти к ним. «Мы найдем тебе место, — обещала она. — Поселим тебя с Бесси». У нее было трое детей.

«Но я хочу остаться тут», — не сдавалась Виктория, она настойчиво протестовала, потом умоляла, плакала, отказывалась переезжать, пока Филлис Чедвик, которая знала чиновников, ведающих этим вопросом (она же тоже была социальным работником) не привела одного из них, чтобы он повесил замок на дверь квартиры, пока ей не найдется достаточно взрослый хозяин.

Виктория замолчала. Она утратила дар речи от несправедливости. Она несколько лет ухаживала за тетей, никогда не забывала платить за что положено, вовремя давала лекарства, следила за чистотой. Тогда никто не считал, что она слишком мала. А теперь ее вот так просто вывели из квартиры, Филлис Чедвик, с одной стороны, мужчина с ключами — с другой, они взяли ее за руки, Виктория закричала: «Нет, нет, нет», а потом снова смолкла, плотно сжав губы. Оказавшись на тротуаре возле дома — чтобы увидеть тетушкины окна, надо было отсчитать десять этажей — они ее отпустили, и Филлис сказала: «Ну, Виктория, девочка, хватит». Но Виктория ни слова не вымолвила в ответ.

Ее трясло от ярости и шока, казалось, что она вот-вот взорвется. Глаза у нее стали дикие, безумные. «Виктория, но не думала же ты, что тебе, четырнадцатилетнему ребенку, позволят жить одной?»

Но именно об этом она и думала — и тогда, и сейчас.

Наконец она пошла к Филлис Чедвик, ей показали на очередную выдвижную кровать в комнате Бесси — та вела себя вежливо, но тоже была в бешенстве. Ей только что выделили свою комнату, хоть и маленькую, но собственную, а теперь придется ее делить! В их квартире было три комнаты, если не считать кухни и гостиной, и все крошечные. Два младших ребенка, шумные мальчишки, спали в одной комнате с Филлис Чедвик. Другую занимал дед Филлис, он был очень стар и умирал от чего-то. Виктория и знать этого не желала. Ей болезней и смертей уже хватило. Раньше оба мальчишки жили в маленькой комнате с Бесси, но ей предстояло сдавать экзамены, требовалась тишина. Филлис же, казалось, тишины не заслужила и вынуждена была мириться с мальчишками: именно благодаря мыслям об этом Виктория испытала благодарность за то, что ей было предложено. Она рассказала о случившемся в школе, ей предложили отучиться еще один год, чтобы наверстать упущенное. Об университете и стипендии речь уже не шла — девочка слишком сильно отстала. Она могла пойти в платный колледж и выучиться на бухгалтера. С цифрами Виктория хорошо ладила.