Бабушки, бабки, бабуси - [6]
— Может быть, вы уже в со-состоянии идти домой? — смущенно спросила докторша. — В общем, вы у меня в ка-ка-кабинете минут двадцать… Боюсь, терпение у нее может ло-лопнуть…
— Да, да, доктор! — поспешно откликнулся больной. — Мне, безусловно, уже по-по-пора… Спасибо вам за за-за-заботу…
— Наша обя-бя-бя-занность…
— Я по-понимаю… Но вот что я поду-ду-ду-мал: пожалуй, одна-то такая старуха страшнее де-десяти разных, а?
— Ну, ра-разумеется! Особенно если она, в сущности, здо-здоро-ва и еще пишет про вас в разные места жалобы и свои со-со-соображения…
— Ах, еще и пишет?! — испуганно переспросил больной. — Гмм!.. Нда!.. А у вас нет ли вто-второй двери, чтобы не мимо нее про-про-пройти бы?
— К со-со-сожалению, пока нет…
— Ну что ж, ничего не по-поделаешь. Прощайте, доктор. Навряд ли мы ско-скоро увидимся…
И больной, зажмурившись, словно ему предстояло войти в холодную воду, взялся за ручку двери. А за дверью уже на полную силу десяти голосов шел скандал. Главенствовал, конечно, хриплый бас все той же вездесущей старушки…
КОЛХОЗНАЯ ГОСТЬЯ
Во время завтрака Александр Петрович Шувалов, работник одного из московских учреждений, сказал жене:
— Да! Я тебе еще не говорил: мать собирается ко мне приехать, как она пишет, на недельку…
Жена, Валентина Ивановна, вежливо, но не совсем приязненно подняла брови и произнесла:
— Это новость!..
Несколько смущенный тоном жены, Шувалов ответил:
— В общем, вышло так, что я сам ее пригласил. Десять лет собираюсь повидаться со старухой, хотел к ней поехать на отпуск, но выяснилось, что отпуск будет не скоро. Я и предложил ей приехать сюда. Вот письмо: она выезжает на той неделе.
Валентина Ивановна с подчеркнутым равнодушием взяла из рук мужа листок помятой дешевой бумаги. С трудом разбирая корявый почерк, она стала читать:
— «Во первых строках кланяюсь родному нашему сыну Александру и дорогой сноше…»
— Сношенька. То есть тебе, снохе, — пояснил Александр Петрович.
Валентина Ивановна улыбнулась, и он покраснел от досады и стыда за свою мать. Все сидевшие за столом тоже сперва улыбались, а теперь отвернулись друг от друга, ощутив неловкость. А Валентина Ивановна вернула мужу письмо, сказав:
— Очень трудно одолеть такой почерк и… стиль. Главное в письме я уже знаю: о приезде…
Лицо Валентины Ивановны изъявляло откровенное огорчение. Шувалов примерно понимал, что именно огорчает жену. В их супружеской жизни протекал период не очень благоприятный. Было много мелких ссор; встречались и серьезные столкновения. Жене казалось, что Александр Петрович мало бывает дома. Она полагала, что дело не только в службе. Мужу, вероятно, прискучило проводить время с ней. Потом Валентина Ивановна тревожилась и по тому поводу, что, с ее точки зрения, Александр Петрович чересчур много стал пить.
Александр же Петрович считал, что пьет он немного, а если ему и случалось иногда быть пьяным два-три вечера кряду, то это всегда вызывалось каким-нибудь стечением обстоятельств. То были случайности, а не система, как утверждала жена. Сетования жены на то, что он мало проводит с ней времени, только раздражали Александра Петровича. Тут он усматривал обычное для женщины желание забрать в свои руки мужа.
В сущности, Александр Петрович разделял неудовольствие жены по поводу приезда его матери. Он тоже хотел бы переживать свои ссоры с женой без свидетелей и без огласки.
Восемнадцатилетняя Катя, дочь Александра Петровича от первого брака, студентка, спросила, выдержав приличную паузу:
— А куда мы поместим бабушку?
И на Катином лице было написано недовольство. У Кати начался первый в ее жизни настоящий «роман». Сокурсник Сева Никольский часто посещал ее. Кате было точно известно, что отец и мачеха неодобрительно относятся к этим визитам. Отцу казалось, что Сева недостаточно красив, недостаточно талантлив, мало обещает в жизни. Дочери своей он желал бы не такого мужа. А Валентина Ивановна полагала, что Катя чересчур молода. Ее раздражало то обстоятельство, что этот «серьезный роман» ставит Катю почти на одно положение с нею — на положение взрослой.
Катя теперь подумала, что бабка, несомненно, станет на точку зрения взрослых, против нее и Севы.
Между тем Валентина Ивановна повторила вопрос своей падчерицы:
— Да, где, ты думаешь, твоя мать должна жить у нас?
— Ночевать она сможет в комнате у Кати. Кате мы отдадим на время уголок Вовки — И Александр Петрович кивнул головой на отгороженною ширмами часть столовой, где проживал их сын Вова со своими аквариумами, клетками и значительным количеством металлического лома, накопившегося за все десять лет его жизни.
Валентина Ивановна невольно погладила Вовку по голове, тревожась за то, как примет бабушка городского внука, которого она никогда не видала.
Теперь и Вовка был огорчен, узнав, что ему предстоит допустить сестру ко всем своим сокровищам. К тому же мальчик почувствовал, что взрослые не слишком рады приезду бабушки. Он исподлобья поглядел на родителей и сказал:
— Сидела бы она лучше в деревне!..
— Ты о ком это говоришь?! — строго прикрикнул отец. — Сядь как следует, возьми вилку и молчи, когда тебя не спрашивают!
Оборотись к домашней работнице, Шувалов продолжал:
