Бабушка, Grand-mère, Grandmother... Воспоминания внуков и внучек о бабушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX-XX веков - [23]

Давно не писал в этой тетради; не могу объяснить почему… Поводом к тому, что я снова взялся за записи, является чрезвычайный факт: сегодня наши войска вошли в… Берлин! Первым вошел Жуков (1-я Белорусская армия). Второй салют Коневу (1-я Украинская армия). Сейчас, в 10 ч 30 мин, жду третьего салюта. Он оказался по поводу взятия войсками 4-го Украинского фронта города в Чехословакии… В нашей семье крупным и неприятным событием за это время надо считать открытие туберкулезного процесса у Адриана. Он большого роста, сильный молодой человек 28 лет, мастер спорта и притом хорошего спорта – лыжник, специалист по т. н. слалому и скоростному спуску, один из первых по Союзу. Ездил в Бакуриани на состязания, там плохо питался. По приезде его направили на состязания в Свердловск. По возвращении оттуда он уже кашлял. Это было в апреле 1944 года. Прожил два дня на даче, где в это время уже жили Лиза с Алешей. Там он себя чувствовал больным. По приезде в Москву, когда кашель у него усилился, померил температуру, оказалось 38 °C. Его посмотрела одна врачиха, сказала, что бронхит, посмотрела другая, сказала, что плеврит. Я приехал с дачи, послушал его, и мне не понравилось состояние его левого легкого. Я потащил его на рентген к себе в клинику, сделал анализ мокроты. На рентгене оказалась каверна под левой ключицей, а в мокроте ВК. Поместили его в госпиталь. Я очень болезненно отнесся к этому событию, будучи врачом, понимаю всю тяжесть его. Мне очень жалко было видеть, особенно в условиях госпиталя для туберкулезных, Адриана, которого видел постоянно бодрым, сильным, энергичным. Сразу он потерял свое лицо и подравнялся к общему туберкулезному уровню. Жалко и страшно за Налю и Алешку: контакт. После выписки из госпиталя, где ему наложили пнеймоторакс, пришлось направить его в тубинститут, где делали пережигание спаек, мешавших спадению каверны. После этого, когда мы все немало поволновались, как будто наступило затишье. Температура нормальная, мокроты почти нет. Пробыл он в санатории около полутора месяцев и вернулся к нам на квартиру. От военной службы его освободили. Уж не знаешь, что лучше – ранение на войне или такое вот заболевание легкого…» Дед приложил немало усилий, чтобы достать в «кремлевке» остродефицитное лекарство – только что появившийся стрептомицин, который и спас жизнь моему отцу.

Дальше опять из бабушкиного дневника: «Март 1945 года. 2-го у Сережи родился сын. Назвали Николаем. 16-го я приехала на дачу, +2. 17-го приехал Гоня, и призвали печника, чтобы сделал печку в столовой. Начал 18-го за 800 рублей. По утрам мороз —15, днем тепло.

20-го печка кончена, топится очень хорошо, сразу в столовой стало +15 по С. 24-го приехали Алеша, щенок и Марина на каникулы. Приехали на автомобиле. Погода чудная, в тени +7. Потекли ручьи. Грачи прилетели… Май 1945 года.

2-го Берлин взят! Погода хорошая, тепло, хотя и мало солнца. Гоня здесь был 6 дней. 7-го мая в 2 ч 41 мин дня сдалась Германия всем союзникам! Это я услышала по коротким волнам из Англии в 5 часов вечера. 9-го мая – конец войне!!! Объявили ночью после капитуляции Германии в Берлине маршалу Жукову. Вот истинная радость и настоящий праздник! …Апрель 1946 года. 8-го – Овчинниковы уехали в Одессу. Я переехала на дачу. 12-го – погода холодная. Привезла щенка Мая. 13-го – получили письмо от Кати. 20-го – Гоня уехал в Ригу. Май 1946 года. 15-го – утром +7, туман. Щенок спаниель очень красив и мил. Жду с нетерпением поездки в Одессу. …Март 1947 года. С 23-го по 31-е были каникулы. Были после Узкого Гоня, я, Марина и Алеша. Погода теплая, снег тает, но его такая масса, что не запомнит никто. Грачи прилетели 27-го. Дети и Гоня уехали 31-го и приехал Адриан после 8 месяцев пребывания в тубинституте. Я осталась с ним…»

На этом бабушкин дневник кончается. В нем отразились и глобальные события того времени – окончание войны, – и мелкие, семейные происшествия, и наблюдения за погодой, и садово-огородные дела. И все одинаково кратко и лаконично. В этом вся бабушка – внутренняя сдержанность, ни намека на сентиментальность. Слишком тяжелые переживания выпали на ее долю.

Летом 1946 года дед с бабушкой поехали в Одессу к В. П. Филатову и взяли меня с собой. Оттуда мы совершили поездку на большом морском лайнере «Россия» до Сухуми и обратно. Этот корабль был до войны личной яхтой Гитлера, носил его имя и был передан нам по репатриации. Поездка оказалась не очень удачной. Дело в том, что по протекции академика Филатова, который был к тому времени всемирно знаменит и необычайно популярен в Одессе, нам достали билеты в шикарные каюты люкс на верхней палубе, где, как говорили, бывал Гитлер. И вот в каждом порту, где останавливалась «Россия» и где она брала на борт экскурсантов, огромные толпы любопытных стучались к нам в двери и окна, выходившие на палубу, и просились посмотреть каюты Гитлера. Кроме того, во время продолжительных стоянок корабль катал по морю всех желающих, и посетители заполняли все палубы и рестораны и потребляли невероятное количество горячительных напитков с неизбежными последующими беспорядками и драками. Поэтому мы старались на все время стоянок сойти на берег и там, где это было возможным, гуляли по набережной или ездили на экскурсии. В Сочи я упросил бабушку поехать покататься на глиссере. Дед, который к этому времени все больше и больше раздражался от переполнявшей корабль толпы, не был этим доволен, но согласился. И вот, помогая бабушке надеть туфли, я, балуясь, стукнул ее ладонью по подошве. Дед тут же взорвался и заорал на меня, как я смею бить старую женщину по ногам. Бабушка постепенно его успокоила, но ни о каких глиссерах речи уже быть не могло. Такие вспышки неожиданного гнева у деда бывали неоднократно, и бабушка всегда становилась буфером, защищая нас, детей, и успокаивая деда. В конечном счете мы, не доехав до цели нашего путешествия – Батуми, сошли в Сухуми, сели на другой пароход «Грузию» и уже без приключений, в обычной каюте, вернулись в Одессу.