Бабушка - [109]

Шрифт
Интервал

У своих ворот стояла тетя Рая и утирала глаза грязным подолом. Я подошел, спросил:

— Теть Рай, теперь солдаты поросенка есть будут?

— Нет, Саня, солдаты едят тушенку. Им поросят не дают.

— А что это за дядя военный?

— Полковник, он издалёка, родителев приехал навестить в Бережки. Захотел помочь осу с матерюй, чтоб у них на целый год солонина была. Стал узнавать, где щего, а у меня, пощитай, на весь город один поросенок и есть. Друзья-военные ему машину и солдатиков из деревенских дали, он поросенка старикам своим повез, там и резать будут, и сало солить.

— А почему вы плачете, теть Рай? Вам поросенка жалко?

— Жалко, Саня. Хоть и надоел он мне хуже хужего, пуще горькой редьки, а все ж таки свой, родной…

Спустя годы тетя Рая умерла посреди бесконечных забот и хлопот: разбил ее инсульт, по-народному — удар. Третий по счету, как оно и положено, согласно людским поверьям: три удара — и с катушек долой. Или с копыт. Случилось это уже в новом веке.

И дом ее достался совершенно чужим людям, никакого отношения к прежним хозяевам не имеющим. Уж такова, видать, судьба этого дома, не переходит он по наследству и не продается, а вселяют в него людей пришлых. Такой и тетя Рая была когда-то.

Умерли тетя Даша и дядя Митя Беденко, тетя Маша Плясуха, уехал куда-то Андрейка Казьмин. И Риголету горбатого могила наконец-то исправила, надо полагать, — он лег на кладбище раньше других, еще в начале 80-х.

Ну а бабушка, моя единственная бабушка?

В тот день, первого сентября 1971 года, когда мы возвращались домой от Князевых, я терзался вопросом, который все никак не мог задать бабушке. Наконец собрался с духом и спросил:

— Ты умрешь теперь, бабушка? Да? — И прибавил с горячностью: — Не умирай, пожалуйста! Не надо!

— Да не собираюсь я помирать, что ты, что ты, Санька? — всполошилась бабушка. — С чего ты взял?

— Да как же, бабушка, ты же сама говорила, что помрешь, когда я в школу пойду. Не умирай, поживи еще, пожа-а-луйста! Бабушка!

И все теребил ее за руку. Она погладила меня по голове:

— Да уж, пожалуй, не буду… Не помру теперь.

— А когда, бабушка? Не спеши, поживи еще подольше, а?

— Ну да, ну да… Вот закончит Санька школу, пройдет в институт, тогда и помирать можно.

— Значит, еще десять классов, да, бабушка?

— Ну, если Бог даст.

— Даст, даст! Ура!

Вот так и жила бабушка, «царапалась» от одной вехи к другой. «Прошел» Санька в институт, приехал к бабушке перед первым курсом и услышал: «Вот закончит Санька институт, пойдет на работу, тогда и помирать можно». И когда еще через пять лет хвастал перед ней Санька дипломом, а потом и служебным удостоверением, то услышал: «Вот найдет себе Санька свою суженую, погляжу я на невесту Санькину, тогда уж точно помирать можно».

Долгонько пришлось бабушке ждать-поджидать, когда привезет к ней Санька свою невесту. Уж за тридцатник перевалило Саньке, а у бабушки близился девяностолетний юбилей…

Помню, приехал я к бабушке зимой 96-го, когда она доживала свой век у крестной своей, тети Тамары, а за стенкой также дотягивал отмеренный ему срок дядя Володя — тетю Фаину рак доконал уж давно… Бабушка перед своим 90-летием стала получать какую-то фантастическую, нереальную пенсию — дождалась, ничего не скажешь. Даже больше, чем фронтовик дядя Володя и исполкомовская пенсионерка тетя Тамара. Конечно, бабушке подняли пенсию из-за ее участия в трудовом фронте во время войны — рыла она окопы под Воскресенском, была легко ранена осколком во время налета немецких штурмовиков, стерших железнодорожную станцию с лица земли… И все равно было ясно, что при обсчете ее новой, «ельцинской» пенсии что-то напутали, не могла у нее быть такая чудовищная, прямо-таки исполинская пенсия.

Бабушка смешно кичилась этим:

— У меня такая пенсия, что Тамара не знает, куда ее девать, прямо плачет, когда мне этакие деньжищи приносят, боится, что нападут на нас из-за моей пенсии, убьют и ограбят. Во как! Дожила.

А потом признавалась:

— А ведь я тебя не узнаю. кто ты? Вот ты скажи мне. Я чувствую, что ты — свой, а кто ты такой…

— Да как же, бабушка, я ведь внук твой, мы столько лет вдвоем прожили! — обижался я. — Помнишь наш дом на Курлы-Мурлы?

— Ну да, ну да… — грустно качала головой бабушка. — Нет, не помню. Но все равно, спасибо тебе, что сидишь со мной, старухой, разговоры мои слушаешь.

Весной того же года я собрался жениться, сказал невесте:

— Поехали в Егорьевск, я должен показать тебя своей бабушке и получить от нее благословение.

Невеста, совсем еще девчонка, с радостью готова была ехать в мой заповедный Егорьевск с его старинными обычаями, про которые я столько рассказывал. Да вот ведь дернуло меня позвонить тете Тамаре, и та просто умоляла меня не приезжать: мол, бабушка совсем плохая и никого не узнает, даже ее.

И я не поехал показывать невесту бабушке.

В пятницу 26 апреля, в день десятилетия чернобыльской аварии, в два часа, мы расписались. Через двадцать пять лет с того дня, с той Красной горки, когда Ира Иванова была у меня в гостях и я назвал ее стервой…

И ровно в тот же час в Егорьевске не встала с постели бабушка, прилегшая прикорнуть после обеда. Померла во сне. Тетя Тамара сразу же позвонила моей маме, сообщила о смерти бабушки. Но мама, подумав, решила скрыть от меня это известие. Боялась, что я отменю венчание и свадебное застолье, — а ресторан уже был оплачен, — да и умчусь в Егорьевск на похороны бабушки.


Еще от автора Александр Александрович Аннин
Загадка утраченной святыни

Мало кто знает, что следствие по делу о похищении в 1904 году величайшей реликвии Руси – Казанской иконы Божией Матери – не закрыто по сей день. Оно «втихомолку» продолжается, причем не только в нашей стране, но также в Европе и США. Есть ряд авторитетных мнений, что чудотворный образ цел и невредим. В предлагаемом документальном расследовании перед читателем предстанет полная картина «кражи века».


Как найти клад

Пособие для начинающих кладоискателей. Прочитав эту небольшую и увлекательную книгу, вы приобретете все необходимые познания для успешных поисков древних сокровищ.


Найти, чтобы простить

Георгий Степанович Жженов долгие десятилетия искал того негодяя, который своим доносом отправил его в сталинские лагеря. И – нашел… «Лучше бы я не знал, кто это был!» – в сердцах сказал мне Жженов незадолго до смерти.


Русский Шерлок Холмс

Загадочная жизнь и гениальные расследования Аркадия Францевича Кошко, величайшего сыщика Российской Империи.


Хромой пеликан

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Крещенская гибель наследника Есенина

Ранним крещенским утром 1971 года по центральной улице Вологды бежала полуодетая и явно нетрезвая женщина. Увидев милиционера, она кинулась к нему в истерике: «Я убила своего мужа!» Экая красавица, а губа разбита, под глазом фингал набухает… «Идите-ка спать, гражданка, – посоветовал блюститель. – Вы сильно выпимши. Не то – в вытрезвитель». «Гражданка» стояла на своем: «Мой муж – поэт Рубцов! Я его только что задушила!» Юный постовой совсем недавно читал стихи Рубцова и потому с интересом вгляделся в полубезумные глаза женщины.


Рекомендуем почитать
Комната из листьев

Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.


Признание Лусиу

Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.


Прежде чем увянут листья

Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Скопус. Антология поэзии и прозы

Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.


Огнем опаленные

Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.


Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье (сборник)

«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».