Бабушка - [107]
Он жил за хозчастью и заросшей детской площадкой, в том самом деревянном двухэтажном доме, где в войну мать убила и сварила младенца, чтобы накормить остальных детей. Во дворе этого дома ее тогда и расстреляли, а теперь там жила вреднющая очкастая Маринка Ржанкина и еще много всякого народу.
Вот на приступочке этого дома, навроде того, как дядя Сережа возле своей входной двери, и любил греться на солнышке Божий человек Безлобый. Сидит и на гармонике играет. Проходящие мимо мальчишки никогда не упускали случая подразнить его:
— Безлобый! Безлобый!
Он плевался в их сторону, что-то вылаивал с подвыванием.
Так и на этот раз было, за неделю, наверно, до первого сентября. Стали Безлобого дразнить, он — отлаиваться в ответ… А в месте том дорога была разбита, и оковалки асфальта лежали на обочине. Мальчишки и давай кидать их в Безлобого, и убили. Он уже лежал с размозженной головой на тропинке, а они все кидали и кидали в него асфальт. Пока не вышел кто-то из дому того и не прогнал пацанят. И гармошку оковалками тяжеленными они изломали. Вот ее-то, видать, и забрал себе дядя Сережа, а теперь чинил.
— Погодь немного, Санек, я тебе сейчас сыграю вальс «На сопках Маньчжурии», — просил дядя Сережа. — Мои парни не дождались, ухряли. Вон шпарят.
— Некогда, Сережа, нам вальсы твои слушать, — сказала бабушка, тихо гордясь — мол, не хуже других, внука в школу провожаю!
В школьном дворе группировались разновозрастные компании: те, кто первый раз в первый класс, жались к ногам своих бабушек. Мамы, конечно, были все на работе и не могли, а чаще — боялись отпроситься, чтобы в этот «сентябрьский день погожий» «впервые привести за ручку сюда» своих чадушек с цветами. Всюду в школьном дворе — платочки бабушек… И потом, очень скоро, когда нас, младшеклассников, переведут во вторую смену, те же бабушки в осеннюю хмарь и зимнюю стужу с пургой будут встречать нас внизу, возле школьной раздевалки, и вести домой темными, непролазными от луж или сугробов проулками…
Мы были поколением внучат, которых мамы, измотанные поденщиной, истерзанные нескончаемой склокой с мужьями, сожителями и соседями, препоручили бабушкам, и те, руководимые одним лишь внутренним чутьем, не обученные методам воспитания будущих строителей коммунизма, искренне и простодушно старались сделать нас такими, как все, чтобы оградить нас, внучат своих, от тех страшных бед, которые выпали на их долю — долю верующих людей, старинных, исконных…
Две большие девочки, которые, как я заслышал, будут ходить уже — страшно представить! — во второй класс, вздыхали умудренно, по-бабьи:
— Слава богу, один год отучились.
Чуть в сторонке об этом же переговаривались их бабушки.
Я завидовал этим большим девочкам: действительно, отучиться целый год — это большое дело, это и вправду суметь пережить надо, перетерпеть, перемочь.
Ивановой не было, ее, видимо, отдали в другую школу, может быть даже в новую, модерновую двенадцатую, что в ненавистном микрорайоне, где еще недавно был директором, потом завучем, а потом простым учителем дядя Володя…
Помню, как подошли ко мне два больших мальчика, один спросил:
— В первый класс?
— Да, — выдавил я.
— Хочешь, мы тебе Москву покажем?
— Хочу.
— Тогда смотри!
Тот, что повыше, заскочил мне за спину, обеими руками схватил меня за уши и сильно потянул вверх. От боли я встал на цыпочки, а он все тянул и тянул.
— Ну что, видишь Москву? — спрашивал второй.
— Не-ет! — проорал я.
Подбежала бабушка и отбила меня, вызволила…
Я помню, как избавил наконец-то свою потную ладонь от непомерно большого букета астр (так называли тети-Раины цветы две девочки-второклассницы). Помню свою первую учительницу — Елену Викторовну Гончарбыш, которую просто обожал все то время, что она «вела» нас. Елена Викторовна поставила мне за что-то «пятерку» в первый же день моей начавшейся тогда десятилетней школьной эпопеи.
Первая пятерка, и пятеркам этим конца уже не будет…
Ближе к обеду я вприпрыжку прибежал домой, и бабушка встретила меня радостная, и я хвастался своей первой пятеркой.
— Вот бы хорошо-то, если так и дальше, Санёга!
Мы пошли к Князевым, и дядя Сережа собрал всех во дворе, начал наигрывать на гармошке вальс «На сопках Маньчжурии». Пашка, сверкая глазами, победоносно оглядывал присутствующих, словно говоря: «Вот видите, какой у меня папа! Он все умеет! И он меня всему научит, и я тоже буду все уметь!»
И хоть дядя Сережа прожил на свете еще немало лет и виделись мы с ним постоянно, однако в памяти моей он так и остался тем дядей Сережей, каким был в тот день, первого сентября 1971 года: счастливый из-за починенной гармошки и оттого, что не разучился на ней играть; молодой и голубоглазый, с широким русским лицом и каштановыми, без сединки, волосами.
Он погиб в конце восьмидесятых, когда поехал в Большое Гридино, к приятелю-участковому Мишке Захарову. Мотоцикл его давно крякнул, пришлось пересесть на велосипед, что по наступившим временам было даже и не так начётисто. Был он трезвым или пьяным — не берусь сказать, но те, кто убил дядю Сережу, пьяными были точно, да и не скрывали этого: мол, ну, по пьяни все это случилось, чего уж там… Ну, пошутить хотели, а вышло не смешно.
Мало кто знает, что следствие по делу о похищении в 1904 году величайшей реликвии Руси – Казанской иконы Божией Матери – не закрыто по сей день. Оно «втихомолку» продолжается, причем не только в нашей стране, но также в Европе и США. Есть ряд авторитетных мнений, что чудотворный образ цел и невредим. В предлагаемом документальном расследовании перед читателем предстанет полная картина «кражи века».
Пособие для начинающих кладоискателей. Прочитав эту небольшую и увлекательную книгу, вы приобретете все необходимые познания для успешных поисков древних сокровищ.
Георгий Степанович Жженов долгие десятилетия искал того негодяя, который своим доносом отправил его в сталинские лагеря. И – нашел… «Лучше бы я не знал, кто это был!» – в сердцах сказал мне Жженов незадолго до смерти.
Загадочная жизнь и гениальные расследования Аркадия Францевича Кошко, величайшего сыщика Российской Империи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ранним крещенским утром 1971 года по центральной улице Вологды бежала полуодетая и явно нетрезвая женщина. Увидев милиционера, она кинулась к нему в истерике: «Я убила своего мужа!» Экая красавица, а губа разбита, под глазом фингал набухает… «Идите-ка спать, гражданка, – посоветовал блюститель. – Вы сильно выпимши. Не то – в вытрезвитель». «Гражданка» стояла на своем: «Мой муж – поэт Рубцов! Я его только что задушила!» Юный постовой совсем недавно читал стихи Рубцова и потому с интересом вгляделся в полубезумные глаза женщины.
Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Антология произведений (проза и поэзия) писателей-репатриантов из СССР.
Повесть о мужестве советских разведчиков, работавших в годы войны в тылу врага. Книга в основе своей документальна. В центре повести судьба Виктора Лесина, рабочего, ушедшего от станка на фронт и попавшего в разведшколу. «Огнем опаленные» — это рассказ о подвиге, о преданности Родине, о нравственном облике советского человека.
«Алиса в Стране чудес» – признанный и бесспорный шедевр мировой литературы. Вечная классика для детей и взрослых, принадлежащая перу английского писателя, поэта и математика Льюиса Кэрролла. В книгу вошли два его произведения: «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье».