Бабушка - [103]
Я все это распланировал заранее и думал только о том, чтобы не сбиться с намеченного плана.
Иванова пришла в красном плюшевом пальтишке, в такой же беретке, в ее желтых косичках были вплетены те самые бантики, голубенькие, в которых я увидел ее впервые. «Ах, косы твои, да бантики, и прядь золотых волос…» Она мяла в руках фантик, и я снова с болью подумал, что — нет, эта девочка никогда не захочет водиться со мной по-настоящему. Не по Сеньке шапка, не по кобыле седло… А тут еще дядя Витя сказал по какому-то поводу, уж не помню: «Каждый должен рубить дерево по силам».
Это, выходит, про меня и Иванову?
Но нехорошие предчувствия лишь на минутку омрачили мой праздничный настрой, заставили «грибиться», как говорил тот же дядя Витя. Ведь Ира Иванова — здесь, в моем доме! Это было и колоссально, и потрясающе одновременно.
— Вот молодец, Ира, на Красную горку надела красное пальто, — хвалила Иванову моя бабушка.
Я чувствовал, что она волнуется не меньше моего, а вот бабушка Иры Ивановой была добродушной, улыбчивой и… в общем, обычной, как всегда. Бабушки уселись в передней комнате, а нам с Ирой устроили праздничный стол в детской. Иванова с небрежным видом села на Катину табуреточку, на то самое место за столиком, где раньше всегда сидела Катя.
Я был радостно возбужден, я был очень горд за мою бабушку, за нас обоих, ведь бабушка ради Ириного прихода купила шоколадные конфеты «Кара-Кум», и теперь-то уж эта воображала не сможет сказать, что мы живем хуже других, что мы считаем копейки и не можем купить дорогие конфеты! А уж макароны с тертым сыром она вообще никогда не ела, ведь это мои папа и мама их жарили под песенку Эмиля Горовца, а не ее!
— Конфеты будут после горячей еды, Ира, — мягко сказала ее пухленькая бабушка.
Ира надулась было, но ее бабушка продолжала:
— Ты не дома, ты в гостях, Ира, веди себя культурно и уважай труд Ольги Николаевны.
— Саша тоже трудился, он сыр тер на терке, — вставила моя бабушка.
Она так старалась, чтобы Ира думала обо мне хорошо!
Я не придал особого значения, что при бабушкиных словах: «Тер сыр на терке» — бабушка Иры Ивановой заметно встревожилась.
И вот перед нами — они, коронные макаронные, как говорила мама.
— Колоссально! Потрясающе! — рокотал я, стараясь подражать папе.
Я вертелся на табуреточке, я был просто неуемным каким-то, наянистым в тот замечательный день, который бабушка называла Красной горкой, вернее — в тот полуденный час я был счастлив. Только «с час» всего длилось мое счастье, «маленький часик», как сказала Ира Иванова в первый день нашего знакомства, возле качелей.
Я мечтал, что после вкусной еды мы все вместе пойдем в лес, на Жуковую гору, к большому пруду, и будем там играть в салки с Ивановой…
— Ешь, Ира! Это так вкусно! — повторял я, захлебываясь от ликования. — А потом я тебе покажу большую-пребольшую убитую крысу! Дохлую крысу, Иванова! Нет, Крыса убитого!
— Ты дурак! — выпалила Иванова, швырнула свою вилку на стол.
Я подумал, что она испугалась, услышав про «большую-пребольшую крысу», и попытался взять ее за маленькую ручку:
— Не бойся, Иванова, Крыс не такой уж и большой, я прихвастнул немного, к тому же он уже не кусается, его задушил кот Дымок! Я покажу тебе Дымка, он самый лучший крысолов!
Но тут вдобавок выяснилось, что Иванова, оказывается, ненавидела сыр, как я — вареную свеклу!
— Не хочу, не буду! — морщила свое личико Иванова и все отпихивала мисочку с белкой на дне, которую я неуклюже ей придвигал. — Я терпеть не могу макароны с тертым сыром! Ты нарочно меня заставляешь это есть? И крысу мертвую мне приготовил нарочно, да? Сам целуйся со своей крысой задушенной, а ко мне не лезь! Не докоряй меня, слышишь?
Я растерялся, потерялся. Как это? Почему? Я не понимал, что происходит, как может кто-то, пусть даже это вредина-валедина Иванова, не любить макароны с тертым сыром? Хотя… Кто знает, может, ей противно смотреть, как тянется расплавленный сыр, точно так же как мне противно смотреть на топленое масло? И почему она не хочет взглянуть на убитого Крыса? Разве ей не интересно?
Это не укладывалось в мое представление об окружающей действительности.
И я повторял беспомощно, чужим голосом:
— Ну ешь, ешь, Иванова! Не прикобыливайся!
— Не буду! — прикобыливалась Иванова.
— Ешь, — повторял я тупо. — Ешь…
Я сознавал беспомощно, что короткое счастье мое неумолимо покидает меня, мой дом, мою жизнь, и уже не вернуть его, и не воротиться назад, во вчерашний день, когда еще можно было отменить приход Ивановой к нам в гости, когда еще можно было оставить все по-старому, как есть, как было до этого.
Я вспомнил, как мама заверяла нас с Катей, что исчезать — это очень больно, и теперь я испытывал эту боль, глядя, как исчезает моя надежда на прекрасный день и прекрасную жизнь с Ивановой. Скорее бы уж все кончилось…
Все кончилось в один момент, в одну секунду.
— Ешь, стерва, — умоляюще проговорил я, готовый встать перед Ивановой на колени, пока никто не видит. — Ну ешь, Иванова! — И добавил со всей нежностью, на которую был способен: — Ах ты стерва!
Она разинула свой ротик, будто задохнулась, глаза ее распахнулись в бело-голубом негодовании, Иванова вскочила с табуреточки и бросилась в переднюю с криком:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ранним крещенским утром 1971 года по центральной улице Вологды бежала полуодетая и явно нетрезвая женщина. Увидев милиционера, она кинулась к нему в истерике: «Я убила своего мужа!» Экая красавица, а губа разбита, под глазом фингал набухает… «Идите-ка спать, гражданка, – посоветовал блюститель. – Вы сильно выпимши. Не то – в вытрезвитель». «Гражданка» стояла на своем: «Мой муж – поэт Рубцов! Я его только что задушила!» Юный постовой совсем недавно читал стихи Рубцова и потому с интересом вгляделся в полубезумные глаза женщины.
19 мая 1984 года в сомнамбулическом состоянии член сборной СССР по футболу Валерий Воронин вошел в пивную-автопоилку на Автозаводской улице, 17. Взял чью-то кружку, стал пить… У него вырвали кружку из рук, ударили ею по голове и вышвырнули на улицу. Кто убил Валерия Воронина, нанеся ему смертельный удар в той пьяной разборке?.. Следствие было засекреченным.
Георгий Степанович Жженов долгие десятилетия искал того негодяя, который своим доносом отправил его в сталинские лагеря. И – нашел… «Лучше бы я не знал, кто это был!» – в сердцах сказал мне Жженов незадолго до смерти.
Загадочная жизнь и гениальные расследования Аркадия Францевича Кошко, величайшего сыщика Российской Империи.
На протяжение долгих веков они жили вместе на прекрасном острове. Это была одна стая, одно сообщество равных. У них все было для счастья: изобилие плодов земных, реки с хрустальной водой, а также – любящие семьи и жизнерадостные дети. У них не было врагов. И жили они в полной гармонии с природой. Но однажды в их среде появился некто Карлик Пит, которому всего этого показалось мало. Низкорослый и с детства закомплексованный, он не захотел быть «одним из многих». Используя свой гений во зло, он изобрел технологию, благодаря которой каждый новорожденный становился во сто крат сильнее, счастливее и при этом сохранял бы вечную молодость.
В книге Огилви много смешного. Советский читатель не раз улыбнется. Автор талантливо владеет мастерством юмора. В его манере чувствуется влияние великой школы английского литературного смеха, влияние Диккенса. Огилви не останавливается перед преувеличением, перед карикатурой, гротеском. Но жизненность и правдивость придают силу и убедительность его насмешке. Он пишет с натуры, в хорошем реалистическом стиле. Существовала ли в действительности такая литературная мануфактура, какую описывает Огилви? Может быть, именно такая и не существовала.
Без аннотации В истории американской литературы Дороти Паркер останется как мастер лирической поэзии и сатирической новеллы. В этом сборнике представлены наиболее значительные и характерные образцы ее новеллистики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Без аннотации Рассказы молодого индийского прозаика переносят нас в глухие индийские селения, в их глинобитные хижины, где под каждой соломенной кровлей — свои заботы, радости и печали. Красочно и правдиво изображает автор жизнь и труд, народную мудрость и старинные обычаи индийских крестьян. О печальной истории юной танцовщицы Чамелии, о верной любви Кумарии и Пьярии, о старом деревенском силаче — хозяине Гульяры, о горестной жизни нищего певца Баркаса и о многих других судьбах рассказывает эта книга.
Без аннотации Предлагаемая вниманию читателей книга «Это было в Южном Бантене» выпущена в свет индонезийским министерством общественных работ и трудовых резервов. Она предназначена в основном для сельского населения и в доходчивой форме разъясняет необходимость взаимопомощи и совместных усилий в борьбе против дарульисламовских банд и в строительстве мирной жизни. Действие книги происходит в одном из районов Западной Явы, где до сих пор бесчинствуют дарульисламовцы — совершают налеты на деревни, поджигают дома, грабят и убивают мирных жителей.