Бабур (Звездные ночи) - [16]
Ударились в панику беки: известие Касымбека о смерти повелителя укрепило их страх перед врагами, а грядущие перемены на троне заставляли думать совсем не о военных делах. У градоначальника Узуна Хасана от сумятицы слухов голова закружилась. Вздорные слухи, но ведь кто там знает…
Беки собирались и — ничего не предпринимали.
— Счастье покинуло нас, господа, — плакался градоначальник. — За стенами враги, в крепости суматоха. Ничего не знаем, ни к чему не готовы. Не напрасно, значит, мирза Бабур ушел, так и не войдя в крепость.
— Может быть, и нам надо бежать? — спросил с иронией мавляна[49] Абдулла.
Ходжа Абдулла славился чернотой волос и большой ученостью. Он был влиятельным пиром[50] андижанских беков. И мирза Бабур считал себя его мюридом[51], поэтому Узун Хасан не мог ответить чернобородому грубо. Смолчал.
— Надо возвратить мирзу Бабура, пока он не отъехал слишком далеко от Андижана, — сказал Касымбек.
— Я хорошо понимаю мирзу Бабура, — Ходжа Абдулла оглядел собравшихся. — О нет, он не бежал от страха. Он уехал от нас, чтобы проверить нашу верность себе. А слухи на базаре — призыв к смуте. Призывают же — смутьяны. Вот от них базар раньше нас узнал о гибели повелителя.
Верно, все верно! Узун Хасан почти даже искренне удивился тому, как Ходжа Абдулла, будучи здесь, среди них, угадывает мысли мирзы Бабура. Настоящий пророк этот Ходжа!
— Все, оказывается, ясно для нашего пира! — сказал Узун Хасан с неподдельным уважением. — Давайте и сделаем так, как скажет нам мавляна.
— Мне ясно, — сказал Ходжа Абдулла, понизив голос, — объединимся все и послужим мирзе Бабуру, тогда спасемся — и ни один волос не упадет ни у кого с головы.
Верно, опять верно. И с какой твердой убежденностью говорит Ходжа Абдулла. Однако же — страшновато… Если дело обернется так, что окажется прав Ходжа Абдулла и мирза Бабур станет повелителем Ферганы, то к каким итогам приведут градоначальника его сегодняшние колебания? Не к тому ли, что люди градоначальника донесут об этих колебаниях мирзе и — прощай пост градоначальника? Нет, нет, Узун Хасан, ты не должен сворачивать с выбранной дороги.
— Мой пир, благословите меня, я сам поеду к мирзе Бабуру, — сказал Узун Хасан. — Я выражу ему от имени всех беков нашу верность, я приглашу его в крепость!
— Ваше намерение было бы достойно похвалы, господин градоначальник. Но пока вы градоначальник, хочу я сказать, то вам и следует рассеять смуту в городе, найти и разорить гнездо смутьянов, подготовить Андижан к обороне. Вот когда вы заслужите милость мирзы Бабура.
Пир поистине читал в душе Узуна Хасана.
Летнее солнце сжигало землю и небо. Пыль, поднимаемая копытами, языками пламени лизала лица всадников. Ни малейшего дуновения воздуха.
С Бабура семь потов сошло, от невыносимой жажды во рту было сухо, как в пустыне. А вчера в это же время дня он роскошествовал в прохладе на берегу Андижансая. Чистый воздух зеленой усадьбы, прозрачная вода, обдуваемый ветерком айван, беззаботность, озорство — казалось прошлым, далеким-далеким, на выжженной, запорошенной пылью дороге. Будто нежданный-негаданный смерч, как в страшной сказке, оторвал его от счастливой жизни подростка, подхватил и уносит куда-то щепкой бессильной. И вздымаемая пыль — это пыль того смерча. И сила, бросившая его отца с обрыва в реку, — сила того же смерча. И смутные, пыльно-серые тени его пятидесяти спутников — это тени того же, собравшего их всех в страшные объятия, смерча.
От голода кружилась голова. Казалось, что всех их крутит, сбивает с прямого направления какой-то недобрый демон.
Доехали по Узгенской дороге до Намазгоха. Показались горы со снежными вершинами. Бабур глазами почувствовал прохладу. Пришпорил коня. С трудом разлепив сухие губы, обратился к Шеримбеку:
— Быстрей! Давайте-ка все быстрей!
Шеримбек оглянулся назад:
— Гонец скачет! Подождем?
Гонец вручил Бабуру письмо, написанное рукой Ходжи Абдуллы. Бабур взял свернутое в трубочку письмо, оторвал шелковую тесемку, которой оно было перепоясано, протянул раскрытый свиток Нуяну Кукалдашу:
— Читай.
В письме говорилось про верность андижанских беков. И еще — осторожными намеками — о том, что в городе распространяются вздорные слухи, будто «мирза Бабур сбежал», что смутьяны хотят тем самым отвадить от него народ.
— Я хотел спасти вас как раз от этих смутьянов, мой амирзода! — запел Шеримбек Бабуру. — Там плохо, ой как плохо! Крепость — это их гнездо. Не возвращайтесь, мой мирза. Коли беки преданы вам, пусть они придут сюда!
«…От страха бежал, оставив отчий дом», — да, такой слух стоит того, чтобы кочевать из уст в уста, из города в город, из кишлака в кишлак.
— Нет! Я не собираюсь бежать! — Бабур повернул коня назад.
— Мой амирзода, это ловушка, поверьте.
— Я сам разберусь во всем. Я докажу им, что я не трус. Возвращаемся все! Возвращаемся в Андижан!
Бабур ослабил поводья и ударил коня камчой. Гот поскакал скоро и яростно, и ветер ударил Бабура в грудь, отчего он почувствовал облегчение. Словно тот грозный смерч остался позади, растаял на дороге.
Они въехали в крепость, когда солнце склонилось к закату. Обычно шумные вечером улицы на сей раз были погружены в тишину. Лавки торговцев закрыты. Какое-то запустение вокруг. Город устрашен, он сжался, он забился в конуру.
Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».
Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.
Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.
На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.