Бабуин мадам Блаватской - [118]
Жанна Матиньон Зальцманн вместе с новой группой учеников располагалась в Севре, мини-подобии Приере. Своих учеников она отдала в распоряжение Учителя, как это случалось ранее с Успенским и Орейджем. Отношения Гурджиева с Жанной стали ближе после смерти ее мужа, несмотря на неприятный и темный эпизод, когда Гурджиев резко отказался посетить своего верного последователя во время последней болезни. Здесь можно усмотреть некую параллель к истории его отношений с Софьей Григорьевной, которые значительно улучшились после ее разрыва с Успенским. Хотя причина ссоры Гурджиева с Зальцманнами неизвестны, она была настолько серьезна, что в своей фантастической книге "Рассказы Баальзебуба своему внуку" Гурджиев назвал некий смертельный газ, пропитывающий Вселенную, "зальцманино"[312].
При этом именно Александр Зальцманн окончательно разрушил барьер между Гурджиевым и французами, представив его в начале 1930-х годов Рене Домалю. Рано умерший Домаль стал одним из самых активных последователей Учителя, но эта встреча сыграла более важную роль, чем просто личное знакомство. Дело в том, что до конца 1930-х годов почти все ученики Гурджиева были американцами и англичанами. После встречи с Домалем и особенно после его смерти Гурджиев стал ревностно охраняемой собственностью парижских интеллектуалов, которые до того пренебрегали им.
Домаль, родившийся в 1908 г., зарабатывал на жизнь литературными переводами. В 1928 г., вместе с друзьями, в число которых входил и романист Роже Вайян[313], он основал сразу привлекший к себе внимание журнал "Le Grand Jeu", посвященный возвышенной идее Малларме о поэзии как поиске Абсолюта. Основатели журнала заявили о своей вере в чудеса и опубликовали псевдоэкзистенциальный манифест, в котором настаивали на необходимости подвергать все сомнению в любой момент времени: если дело касается Абсолюта, то здесь по определению не должно быть полумер. Домалю особенно импонировала строгость Учителя. Его незаконченный роман "Гора Аналог" ("Mount Analogue") перекликается со "Встречами с замечательными людьми" Гурджиева. Это произведение повествует о группе исследователей, которые находят гору, о которой известно, что с ее вершины мир выглядит совершенно по-другому. Восхождение на гору требует почти нечеловеческих усилий: наградой служит принципиально новый взгляд на вещи, новое знание. Как видим, поиски "замечательных людей" Гурджиева совпадают с возвышенными фантазиями французского символиста, хотя, по большому счету, гора Аналог — все тот же Парнас.
Зальцманн и Домаль возглавили две взаимопересекающиеся французские группы. Американцами руководили Джейн Хип и Маргарет Андерсон, вступившая в лесбийский кружок, членами которого были писательницы Джуна Варне и Джанет Флэннер [314], а также Жоржетта Леблан, известная среди прерафаэлитов и чувствовавшая себя не менее свободно в эзотерических кругах, чем в так называемом "полусвете". Влияние Гурджиева на этих женщин заставляет пересмотреть мнение о том, что его власть основывалась на сексуальном магнетизме. Что бы их ни привлекало, это не было мужским очарованием в обычном смысле слова.
Американская писательница Кэтрин Хульме[315] присоединилась к группе Андерсон в 1933 г. Хульме уже встречала Гурджиева за несколько лет до этого, сопровождая в путешествии по Европе состоятельную модельершу. Знакомство с Варне и Флэннер повлекло за собой встречу с Джейн Хип, проводившей большую часть времени в Париже, а Хип, в свою очередь, представила Кэтрин и ее подругу "Венди" Гурджиеву. Хульме позже подробно описала этот кружок и работу с Гурджиевым, страстной поклонницей которого стала Хип, вдохновлявшая их всех. Надо сказать, что, хотя Гурджиев недолюбливал мужской гомосексуализм — не на основании обыденной морали, разумеется, а потому что он нарушал законы космической гармонии, в которой естественная сексуальная полярность играла важную роль, но по поводу лесбийской любви, очевидно, не был столь категоричен.
Для начала он подверг новых учениц расслаблению, то очаровывая их, то подгоняя и заставляя работать. Например, до того, как продать Приере, он гонял туда машину на полной скорости, а Хульме должна была, не отставая следовать за ним на своей машине. Она была восхищена властным взглядом Учителя, убедительностью его речей и безрассудной скоростью его езды. Но, несмотря на все ее обожание, Гурджиев держал ее на расстоянии, и она долго не решалась попроситься в ученицы. Однажды он пригласил всю группу на обед, где подавались раки и арманьяк и где поднимались тосты за различные Ордена идиотов — характерные черты праздников в Приере. Это меню стало обычным в последующие годы. В других случаях он игнорировал своих новых поклонниц, располагаясь в углу "Кафе де ла Пэ" и делая свои записи, пока они наблюдали за ним со стороны, не смея подойти.
Сначала Хульме относилась к Гурджиеву только как к другу Джейн Хип. В конце 1935 г. Хип переехала в Лондон, попрощавшись с Кэтрин Хульме на парижском вокзале зловещими и напыщенными словами: "Мы в этом методе, как Люцифер, падаем с механических небес, на которых живем"
В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.
Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.