Бабочка - [9]
… Раз, два, три, четыре, пять… Закон превратил меня в маятник; шагание туда и обратно по камере заполнило мой мир. Все рассчитано с математической точностью. Камера должна быть пуста. Заключенный не имеет права ни на какое развлечение. Застань меня надзиратель за разглядыванием деревни в окно, я был бы жестоко наказан. Но разве они не правы? Разве могу я, живой мертвец, получать удовольствие? Порхает бабочка. У нее светло-голубые крылышки, по которым проходит черная полоса. Неподалеку от меня, у окна, жужжит пчела. Чего ищут эти насекомые в таком месте? Они опьянели от летнего солнца или им холодно, и они хотят забраться в тепло? Бабочка зимой — это нечто, возродившееся к жизни. Как она не умерла? И почему эта пчела оставила улей? Что за неслыханная дерзость — приблизиться сюда. Счастье, что у надзирателя нет крыльев. Им не удалось бы долго прожить.
Трибуйард — настоящий садист, и я чувствую, что между нами что-то должно произойти. К сожалению, я не ошибаюсь. Назавтра, после визита насекомых, мне нездоровилось. Я не могу больше, меня душит одиночество, я должен кого-то видеть, слышать голос — пусть даже неприятный, но что-то слышать.
Окоченевший от холода, я стоял в коридоре, лицом к стене и на расстоянии четырех пальцев от нее. Я был предпоследним в очереди из восьми человек на прием к врачу. Хотелось видеть людей… Надзиратель удивляет нас в момент, когда я шепчу несколько слов Жюло по прозвищу «Молоток». Реакция красноволосого дикаря была ужасной. Он заехал мне кулаком в затылок, и я, не ожидавший этого, ткнулся носом в стену. Хлынула кровь. Я поднялся, отряхнулся и пытался сообразить, что происходит. Сделал оборонительное движение, а великан, который только этого и ждал, свалив меня ударом в живот, принялся избивать кнутом. Жюло не может сдержаться, бросается на моего обидчика, но он намного слабее, и потому остальные надзиратели не вмешиваются. На меня никто не смотрит. Я встаю и осматриваюсь в поисках какого-либо оружия. Вдруг я вижу врача, который из своей комнаты пытается разглядеть драку, и в то же время замечаю крышку над котлом с кипятком, которая приподнимается паром. Котел стоит на печи, обогревающей комнату врача. Пар используют, наверно, для дезинфекции воздуха. Внезапный порыв заставляет меня броситься к котлу, схватиться за его ручку, и вот я уже выливаю кипяток в лицо надзирателю, который все еще возится с Жюло. Он издает душераздирающий вопль. Извивается на полу, стаскивая с себя, одну за другой, шерстяные рубашки. Это дается ему с трудом, и когда он снимает третью рубашку, вместе с ней сходит кожа с груди, шеи и щек. Единственный глаз тоже пострадал. Теперь он совершенно слеп. В конце концов, он встает — обезображенный, весь в кровоподтеках. Жюло использует возможность и наносит ему сильный удар ногой в пах. Великан растягивается на земле, блюет и изрыгает пену изо рта. Он получил все, что ему полагалось. Нам нечего терять.
Двое тюремщиков, которые наблюдали за представлением, недостаточно уверены в своих силах, чтобы напасть на нас. Они свистят, призывая на помощь. Помощь незамедлительно появляется со всех сторон, и удары дубинок сыпятся на нас, словно град. Я очень быстро теряю сознание и перестаю чувствовать удары.
Совершенно голый, я лежу в карцере, полном воды, который находится на два этажа под землей. Сознание медленно возвращается ко мне. Руки ощупывают тело. На голове двенадцать-пятнадцать ушибов. Я не знаю, который час. Здесь нет ни дня, ни ночи, ни света. Я слышу стук в стену. Он доносится издалека. Тук, тук, тук, тук. Это «телефон». Чтобы получить связь, мне надо два раза ударить по стене. Ударить, но чем? В темноте я не могу различить ничего, чем мог бы воспользоваться. Кулаком бить я не могу. Удар будет слишком глухим. Я пытаюсь пробраться к тому месту, где, по моим расчетам, должна быть дверь. Становится немного светлее. Когда я натыкаюсь на решетку, которую не заметил раньше, начинаю понимать, что дверь находится на расстоянии одного метра от меня, и эта решетка не позволит мне до нее добраться. Так. Если кто-то заходит к несчастному заключенному, последний даже не в состоянии дотронуться до него. Он в клетке. Можно говорить с ним, обливать его водой, бросать ему еду, оскорблять, но нельзя бить его, не подвергаясь опасности получить сдачи. Чтобы бить его, надо открыть решетку.
Стуки время от времени повторяются. Кто зовет меня? Он подвергает себя опасности и заслуживает, чтобы я ему ответил. Я делаю несколько шагов и едва не разбиваю лицо. Споткнулся о что-то тяжелое и круглое. Наклоняюсь. Это полено. Беру его в руку и собираюсь отвечать. Прикладываю ухо к стене и прислушиваюсь: тук, тук, тук… тук, тук. Я отвечаю: тук, тук. Эти два удара означают: продолжай, я слушаю. Удары возобновляются: тук, тук, тук… Буквы алфавита быстро сменяют друг друга. А-б-в-г-д-е-ж-з-и-й-к-л-м-н-о-п. Он остановился на «п». Затем следует «э», еще раз «п», потом «и». Он говорит мне: «Пэпи, ты в порядке? Тебя здорово били. У меня сломана рука». Это Жюло. Не боясь быть пойманными, мы более двух часов «говорим» по телефону. Мы наслаждаемся возможностью передавать целые предложения. Я говорю ему, что у меня ничего не сломано, но на голове полно ушибов.
В автобиографическом романе «Ва-банк» (1972) Анри Шарьер раскрывает перед читателем мир своей души, прошедшей через не мыслимые страдания и унижения. Автор представленной дилогии был осужден по подложному обвинению в убийстве, приговорен к пожизненному заключению. Многие годы отданы каторге, скитаниям в стремлении добраться домой, во Францию. Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».
В автобиографических романах «Папийон» (1969) и «Ва-банк» (1972), ставших на Западе бестселлерами, Анри Шарьер раскрывает перед читателем мир своей души, прошедшей через не мыслимые страдания и унижения. Автор представленной дилогии был осужден по подложному обвинению в убийстве, приговорен к пожизненному заключению. Многие годы отданы каторге, скитаниям в стремлении добраться домой, во Францию. Вопреки всему Шарьер выстоял, достойно перенес страшные испытания судьбы. Он уверен: «Одно лишь имеет смысл в жизни — никогда не признаваться, что ты побежден, и научиться после каждого падения снова вставать на ноги».
Бывают книги просто обреченные на успех. Автобиографический роман Анри Шарьера «Мотылек» стал бестселлером сразу после его опубликования в 1969 году. В первые три года после выхода в свет было напечатано около 10 миллионов экземпляров этой книги. Кинематографисты были готовы драться за право экранизации. В 1973 году состоялась премьера фильма Франклина Шеффнера, снятого по книге Шарьера (в главных ролях Стив Маккуин и Дастин Хоффман), ныне по праву причисленного к классике кинематографа.Автор этого повествования Анри Шарьер по прозвищу Мотылек (Папийон) в двадцать пять лет был обвинен в убийстве и приговорен к пожизненному заключению.
Советские люди с признательностью и благоговением вспоминают первых созидателей Коммунистической партии, среди которых наша благодарная память выдвигает любимого ученика В. И. Ленина, одного из первых рабочих — профессиональных революционеров, народного героя Ивана Васильевича Бабушкина, истории жизни которого посвящена настоящая книга.
Селеста АльбареГосподин ПрустВоспоминания, записанные Жоржем БельмономЛишь в конце XX века Селеста Альбаре нарушила обет молчания, данный ею самой себе у постели умирающего Марселя Пруста.На ее глазах протекала жизнь "великого затворника". Она готовила ему кофе, выполняла прихоти и приносила листы рукописей. Она разделила его ночное существование, принеся себя в жертву его великому письму. С нею он был откровенен. Никто глубже нее не знал его подлинной биографии. Если у Селесты Альбаре и были мотивы для полувекового молчания, то это только беззаветная любовь, которой согрета каждая страница этой книги.
Биографический очерк о географе и социологе XIX в., опубликованный в 12-томном приложении к журналу «Вокруг света» за 1914 г. .
Книга французского ученого Ж.-П. Неродо посвящена наследнику и преемнику Гая Юлия Цезаря, известнейшему правителю, создателю Римской империи — принцепсу Августу (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.). Особенностью ее является то, что автор стремится раскрыть не образ политика, а тайну личности этого загадочного человека. Он срывает маску, которую всю жизнь носил первый император, и делает это с чисто французской легкостью, увлекательно и свободно. Неродо досконально изучил все источники, относящиеся к жизни Гая Октавия — Цезаря Октавиана — Августа, и заглянул во внутренний мир этого человека, имевшего последовательно три имени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.