Бабочка на стекле - [18]

Круглые розовые щечки Рудольфа стали ярко-малиновыми.

— Да, мы с Ким немного поспорили, — признал он.

— Немного — это как? — сурово спросила Аннет.

Рудольф помрачнел.

— Да так, что если я не приеду вовремя в аэропорт, Ким решит, что я и не думаю ее встречать. Кто знает, куда она отправится теперь. — Он скрестил руки и ухитрился выглядеть одновременно и умоляющим, и вызывающим. — На прошлой неделе Ким бросила трубку, когда я пытался образумить ее. Не знаю, кой черт вселился в нынешних детей. Ей двадцать два, а она носит три серьги в одном ухе и думает, что знает больше, чем пятидесятилетний мужчина…

— Расскажете мне свою душещипательную историю по дороге, — прервала его Аннет. — Я вас отвезу.

— В самом деле? — Полнощекое лицо Рудольфа скривилось в патетичной улыбке. — Спасибо, Аннет. Миллион благодарностей. Я никогда этого не забуду. Я ваш должник.

— Вспомните об этом, когда будете распределять рождественскую премию, — угрюмо бросила Аннет. — Когда в следующий раз ваша дочь отправится за океан, не звоните ей, пока не будете уверены, что сможете говорить с ней по-доброму.

— Больше она не поедет за границу! — завопил Рудольф. — Если она думает, что я позволю ей изучать муху цеце в Африке или еще какую-нибудь глупость, то она сильно заблуждается. Надо же, эколог! Ну почему бы ей не стать учительницей, как ее сестра, или сидеть дома, как мать? В деньгах она не нуждается. Ей бы найти достойного молодого человека, выйти замуж и обосноваться в Вашингтоне поближе к семье.

— Чтобы вы могли орать на нее непосредственно, а не по телефону? — ядовито поинтересовалась Аннет. — Ну же, Рудди, хватит разговоров, поехали. И сейчас же пообещайте мне, что не начнете сразу же при встрече ругаться с Ким, иначе я не повезу вас в аэропорт. В моей машине могут ехать люди, только умеющие себя вести.

Изумленная Конни смотрела, как Рудольф смиренно обещал быть олицетворением учтивости и семенил за Аннет из конторы. В такие моменты она спрашивала себя, имеет ли она хотя бы самое поверхностное представление о мужском поле. Кто бы мог подумать, что Аннет может контролировать капризный характер Рудольфа с такой поразительной легкостью? Хотя, если подумать, именно Аннет обычно гасила его пятничный беспредел.

Поскольку проблема Рудольфа разрешилась, ничто уже не могло помешать Конни наверстать откладывавшуюся на неделе писанину. Она стала вяло перебирать сваленные в кучу папки. Вскоре она уже зевала и пялилась на часы. Пять пятьдесят. Время, казалось, замедлило свой бег. Через пару часов Нед впервые встретится с Робертой Макнейл. Интересно, что наденет Роберта. Ничего вычурного, если она достаточно умна, чтобы последовать совету Конни. Эдвард терпеть не может цветастые, аляповатые наряды. Может, позвонить Роберте и напомнить, что она должна выбрать что-нибудь небрежно элегантное и выдержанное?

Конни потянулась было к телефону, но уронила руку на стол. Не следует ей повторять свой совет, не следует слишком уж стараться, чтобы свидание получилось. Они сразу поладят или не поладят, а Конни не сделает ни ей, ни ему одолжения, побуждая их вступить в длительную связь, которая не нужна ни одному из них.

Она заставила себя пролистать еще несколько дел, сообразила, что не понимает ни слова из прочитанного, и наконец признала, что ей не до работы. Не желала она думать о няне для помощника редактора "Вашингтон пост". Или о кандидатках в экономки для Белого дома. И уж особенно не хотелось ей думать о живой и привлекательной Роберте Макнейл. Думать она могла только о том вечере в понедельник, об ощущениях, которые вызвал у нее поцелуй Эдварда. "Пугающий" — вот какое слово пришло ей на ум. Когда Нед целовал ее, было чувство, словно она скатывается по самому крутому и потому ужасному склону гигантских американских горок. Но ужас не был единственным чувством, которое она испытала. На несколько изумительных, неповторимых секунд ее тело ожило, затрепетало под воздействием десятка новых интригующих ощущений. Казалось, что в объятиях Эдварда целый свет приобрел новое измерение, и она дрожала на пороге открытия самой себя. Потом приятное ощущение переросло в панику, и она оттолкнула его от себя, с силой сжав губы в прямую линию, чтобы прекратить их дрожание.

Эдвард не сделал попытки снова обнять ее и поцеловать еще раз. Он стоял без движения, не прикасаясь к ней, только смотрел. Смотрел этими яркими голубыми глазами, которые все вдруг стали называть обалденно сексуальными. Смотрел, черт бы его побрал, и не произносил ни слова.

— Зачем ты сделал это? — наконец спросила она, лишь бы нарушить молчание. Ее голос прозвучал скорее высоко и визгливо, чем холодно и искушенно, но тут уж ничего нельзя было поделать. По крайней мере она подавила желание сделать что-нибудь мелодраматичное, например, дать ему пощечину.

Он не улыбнулся и не извинился, и его взгляд не дрогнул.

— Вроде бы мы оба хотели этого и хотели уже довольно давно.

— Только не я, — моментально отпарировала она с абсолютной убежденностью. — Нед, мы друзья, а этот поцелуй не был чисто дружеским.

— Чего нет, того нет, — согласился он.