Бабочка на ладони - [8]

извещает «Панасоник». Ничего удивительного. Петр поднимается, проходит в комнату, которую Бася в добрую минуту окрестила «салоном», и видит, что на балконе опять топчутся голуби. Распахнув дверь, Петр хлопает в ладоши. Один голубь улетает, второй смотрит на него с презрением и не двигается с места.

Бася с отвращением относилась ко всему, что летает: к комарам, осам, пчелам, даже бабочкам, к большим и малым птицам и самолетам. Особо брезговала она голубями, а они, как назло, выбрали для свиданий именно их балкон. А этот вот голубь и вовсе держит в клюве засохший прутик. Нет, так не пойдет. Петр решительно направляется к птице, и та неохотно перескакивает на соседний балкон. Петр тяжело вздыхает, заранее зная, чем все это кончится. Оглянуться не успеешь, как балкон превратится в голубиное гнездо, а Бася при виде яиц обязательно впадет в отчаяние. Ведь голуби разносят всякую пакость, микробы, болезни, под крыльями у них полно блох и даже клопов.

И тем не менее живое уничтожать нельзя.

Бася очень близко принимает к сердцу зло, причиняемое другим.

При одной мысли о голубиных яйцах Петр весь холодеет. Возможностей тут только две.

Либо Бася будет плакать из-за микробов, зловредных насекомых и прочей гадости, которая того и гляди перекинется с голубей на нее.

Либо Бася будет плакать из-за того, что муж так безжалостно расправился с голубями.

Петр закрывает балконную дверь, включает компьютер и начинает просматривать фото. Вообще-то сегодня удачный день. Скульпторша, которую он снимал по поручению агентства, оказалась очень милой девушкой, он даже подвез ее до Матечного, когда они закончили. И снимки получились неплохие, хотя света в ее мастерской все-таки маловато. По пути он успел заехать в магазин стройматериалов и заказать кафель, какой Бася хотела в ванную: коричневый с золотыми прожилками, настоящий кофе с молоком. Ему, правда, хотелось чего-то желтого, солнечного, радостного. Но желтый цвет был табу — из-за гадалки, к которой Бася наведалась перед свадьбой, просто для смеха.

За каких-то паршивых восемьдесят злотых гадалка напредсказывала ей много чего. Только Бася все сразу же забыла. Лишь одно накрепко врезалось в память.

Берегись желтого цвета.

* * *

— Зенек, Зенек, что ты творишь, чем ты накачался? — Буба держала за руку долговязого наркомана, который на этот раз явно перебрал.

Зенек раскачивался из стороны в сторону и никак не мог сообразить, с чего это Буба так медленно говорит и то и дело вся морщится. Ведь все так замечательно. Такие краски. Ему хочется спать, а она его тормошит.

Так все здорово, так мягко и тепло, только лечь и соснуть. Ну что она его трясет, дура несчастная? Нет чтобы лечь рядом и посмотреть в чистое небо, ангелы сходят на землю, и крылья у них переливаются на солнце…

— Зенек, встань, я тебя отведу, тебе нельзя здесь оставаться.

А почему нельзя? Под ним пуховое ложе, херувимы и серафимы нисходят прямо на него. Если он откроет рот, они нырнут в него, и он сам поплывет по воздуху, легкий как перышко, только поспит немного на пуховых подушках, ну что она ему не позволяет лечь, глупо, ей-богу…

Буба не знала, что делать. Ей было холодно и хотелось домой, но Зенек был совсем плох — он раскачивался уже над самым тротуаром. А ведь в среду он придерживал ей голову над урной, когда ее рвало прямо на улице, и не позволил упасть. Правда, в среду он был не под кайфом.

И какое ей дело до людей, пялиться только могут, причем издали, нет чтобы подойти и помочь. Ведь Зенек не в себе, сам не знает, что творит, а оставлять его здесь нельзя, замерзнет, начало марта в этом году такое холодное.

— Зенек, тебе надо к врачу, — убеждала Буба, и Зенек посмотрел на нее и поднялся.

Ноги под ним подгибались, но он встал. Если уж она так настаивает, он уйдет. Жалко пуховых подушек, но раз надо — значит, надо. Все равно жить — здорово.

— Оставь меня, — выговорил Зенек и помахал рукой Богоматери. Она стояла прямо перед ним, высокая, лучащаяся, неужто Буба ее не видела? Пусть лучше отойдет в сторонку и не мешает. А он устремится в свет.

Зенек отпихнул Бубу (она чуть не упала) и зашагал прямо на артистку-мима, «живую статую» в белом одеянии. Та грозно топнула на него ногой. Кто-то засмеялся. Зенек, пошатываясь, прошествовал дальше и скрылся за костелом.

Ведь Дева Мария показала ему, куда идти.

* * *

Бася сидела в кафе и разглядывала людей. День близился к концу, можно и рюмочку опрокинуть. Один маленький джин с тоником — и она пойдет домой.

Они великолепно отделают свою квартиру — совсем скоро. Только на желтый кафель она никогда не согласится. Очень уж хорошо Бася помнила, как злилась на себя за потраченные впустую восемьдесят злотых, — выскочила из квартиры гадалки на шестом этаже и затопала вниз по лестнице, даже лифта ждать не стала, а оказавшись на улице, чуть не бегом кинулась к своему маленькому голубому «фиату», припаркованному на соседней улице в неположенном месте. Этой машины теперь не существует в природе. А жаль. Свой автомобиль дает свободу, а у них с Петром теперь только одна машина на двоих. Тоже старая. Петр любит крутить баранку. И ему машина нужна по работе. А Бася перемещается на общественном транспорте. Ну кому это понравится?