Бабочка - [15]

— Допустим да. За что вы меня так, что я вам сделал-то такого?

— Точно живой. Продолжаем. Была у них ещё одна традиция, согласно которой более опытный сталкер должен был распить на пару со своим учеником, когда тот ученик созреет до самостоятельного хождения по Аномальным Территориям, этого вот зелья, крайне кустарного производства, потому что другого на Аномальных Территориях не было и быть не могло. Собственно мой проводник придерживался и этой традиции, да вот не довелось нам с ним её соблюсти — уже перед самым выходом на относительно безопасное расстояние до тогдашней границы влетел мой учитель в «трамплин». Споткнулся на холме, да в него и скатился.

Максу казалось, что он не узнаёт своего начальника. Он даже не подозревал, что тому довелось быть сталкером. Экспедиции экспедициями, но одно дело, когда ты участвуешь в них не один, а с серьёзной поддержкой, могущей защитить практически от любой биологической угрозы, и с серьёзным снаряжением. Другое же дело, когда ты идёшь в поле одетый непонятно во что, вооружённый непонятно чем, с относительно известной целью, но совершенно неуверенный в том, что сумеешь её достичь.

— О, картошечка. Семёныч, давай с нами, а? — у Завадского, при виде заведующего столовой, явно поднялось настроение.

— Ты, Константиныч, совсем от рук отбился. Синьку какую-то хлещешь, на рабочем месте и хорошо, что хоть не из горла. Молодых сотрудников и сотрудниц спаиваешь, причём сотрудников именно этой же синькой. И ведь без закуски, что самое жуткое. Ты уж извини, но воспоминания о твоей бурной молодости на закуску ну никак не тянут, так что мы тут принесли такой скромный презент твоей лаборатории от нашего рЭсторана.

— Так ты будешь, или нет?

— Буду. Меня уже на пенсию выводят через пару дней, а тут у тебя, как я погляжу, по этому же поводу собрались.

— Макс. Нимов вспомнил первую и его перекосило. Разлили, выпили, крякнули, закусили.

— Да леший с ней, с моей молодостью. Вернёмся к Киселёву. Макс, помнишь, ко мне на Аномальных как-то заходил однажды совершенно замызганный человек в весьма древнем защитном костюме? От его пояса у нас тогда ещё датчик аномальных объектов оборался, когда та персона через него прошла. Так вот, это и был тот самый господин Киселёв, только он настолько сильно изменился, что из бывших сослуживцев его не узнал никто. Та ночёвка в подвале, по его словам, стала для него чуть ли не поворотом судьбы. Он действительно после ухода из института уехал в деревню и жил там некоторое время, пока однажды не обнаружил, что вместо простых закатов ему мерещится тот самый закат, каким он любовался в свой последний вечер на Аномальных. Через несколько вечеров у него возникло ощущение, что дом его вовсе не здесь, в деревне, а где-то… но не в деревне точно, да и не в городе тоже. Мерещилось ему, что упустил он в том подвале что-то важное, да только важное это искать теперь надо в другом месте, но, как ты понимаешь, место это тоже находится где-то на Аномальных. Тогда он это списал на последствия того психического расстройства, однако ко врачам не пошёл, что вполне естественно — в дурку при таком раскладе у него шансов было загреметь немало. А через два месяца он проснулся и осознал, что совершенно не понимает, зачем он нужен в этом мире, когда у него есть Цель (именно так и сказал), и искать эту Цель надо на Аномальных. Человек он по жизни был обстоятельный, тот случай, когда он потерялся на выезде, был скорее исключением (правда он утверждал потом, что это был знак судьбы), потому на оставшиеся деньги тщательно экипировался, благо знал для чего, и рванул на Аномальные. Каким-то образом преодолел «границу», прибился к вольным сталкерам, которые к тому моменту там точно были (есть ли они сейчас — не знаю, какая-то ерунда у них там тогда началась), вспомнил то, чем занимался в Институте… Обстоятельно мы с ним побеседовали, с обоюдной пользой для обоих, поскольку пришёл он ко мне далеко не с пустыми руками, а ушёл в новом ПСЗ-12Ад, который я полтора часа выбивал у Никонова, объясняя это нужностью для дела. Ладно бы, я на что-то новое покусился, но этот двенадцатый ад был списан ещё несколько лет назад, как устаревшая модель и почему его не утилизировали, мне было непонятно… хотя это никоновские дела, может он себе его для дачи отложил, впрочем, подозреваю, что у него для этого армейский бронекостюм заготовлен.

— Так а Киселёв не рассказал о том, что в его понимании есть эта Цель?

— Не смог он это сформулировать. Как, говорит, её найду, так сразу же вам, Пал Константиныч расскажу, по почте скину или же факсом перешлю. — Завадского явно разобрало. — Вот такое оно, это загадочное туземное население Аномальных.

Дальнейшее Макс помнил смутно. Вроде бы прибыли делегации от медиков и оружейников в лице их главных, а именно Тенёва и Зубова, которого весь институт именовал не иначе как Дядя Вася. Причём Тенёв принёс с собой очередной шедевр какой-то аномальной выпивки, от которой, по его словам, на утро голова не болит и печень не портится, сколько этого дела не выпей, поскольку для его очистки используются новейшие модификации фильтров, а необычайный вкус ей придают растения, то ли с Аномальных Территорий привезённые, то ли в институтских оранжереях выращенные, якобы с лечебными целями, но с безусловным применением каких-то очередных институтских агрономических разработок. Ему, понятное дело, никто не поверил, и в дегустаторы записались все присутствующие кроме Настеньки, у которой, по её словам, семейство ну совершенно не поймёт, если мама придёт домой совсем уж под шафе, а потому покинувшей общество приятных ей джентльменов и отбывшей по направлению к родному дому. Зубов же вид имел крайне обиженный и как позже выяснилось, приказ о сворачивании работ буквально выбил у него почву из под ног, поскольку его отделу почти удалось создать прототип брони, которую не только было практически невозможно пробить, но при этом и сам её носитель оставался живым, хотя синяков избежать и не удавалось. Тенёв, в связи с происходящими событиями, высказал сочувствие всем присутствующим и заявил, что уподобляться лабораторному начальству, спаивающему своих сотрудников непонятно чем, он не будет, а потому вот из того ящика, который он принёс с собой, он раздаст каждому по две литровых бутылочки этой вот амброзии, одну из которых, возможно, нужно будет употребить на утро (Завадский ехидно напомнил, что кто-то тут пел песни про то, что на утро после неё «башка не гудит и в брюхе не ноет»), а вторую — когда нибудь потом, буде возникнет желание, потому что девать это зелье ему некуда, персонал его отдела разбежался по отпускам и, судя по всему, в институт не вернётся, а сам он это всё не выпьет и тем более в приёмной стоит ещё один ящик этого дела, поскольку гнали его от нечего делать чуть ли не из отходов исследований. Вроде бы как потом, когда все уже прилично набрались, Завадский достал фотоальбом и начал убеждать всех присутствующих в том, что они ну совершенно не представляют, где он в молодости был и что он там видел. Фотографии вид имели крайне размытый и затёртый, поскольку делались на Аномальных Территориях, почему то на фотоплёнку, да и хранились какое-то время явно в походных условиях. Тенёва пробрало на философские рассуждения, что если рассудить здраво, то свободы, кроме как на Аномальных, в мире нигде больше и нет, потому что мир-де людей себе подчиняет, а Зона, как его своего рода противоположность, их наоборот освобождает, причём от себя самих в первую очередь. У Дяди Васи эти рассуждения явно задели в душе какую-то струну и он начал ему объяснять, что их долг, как представителей передовых научных кругов, не дать Зоне завладеть всем миром и что в борьбе с ней хороши все средства, даже те, которые без её существования невозможно было бы создать, поскольку истинная свобода суть есть анархия и хаос, а во всём должен быть порядок. Вроде бы как потом позвонил брат и услышав максов голос поинтересовался, почему это на часах ещё нет шести, а его близкий родственник уже успели набраться в хлам, причём без него. Получив ответ, что у близкого родственника вроде как корпоратив и что начальству отказать было ну никак невозможно, поскольку это-де плохо сказывается на карьерном росте, Нимов-средний заявил, что не спасти честь семьи он не сможет и приедет спасать своего неразумного младшего братика от компании престарелых алкоголиков где-то через час, потому что тоже-де имеет виды на сегодняшний вечер вообще и на общество, в лице родственной, тем более кровной души, в частности. В конце концов, братов развод и переезд положено обмыть. Брат своё слово сдержал.