Бабьи подлянки - [3]

В дверях спросила: „Как ты не брезговал ложиться со своей шлюхой, с этой хронической венеричкой в одну постель?“ Знаете, что он мне ответил:

— А это ещё неизвестно, кто из вас шлюха. Ты ведь тоже могла заразу подхватить — не в 138-й ли квартире?

Ну, что ж. Способ действительно оказался безотказный и удобный. Муж грешит на любовницу, любовница — на жену, жена на мужа… Тут концов не найти.

Вот и смена закончилась, в коридоре нянечка ведром бренчит. Народ рассосался, за окнами сумерки. Сдираю перчатки, тушу бестеневую лампу, закуриваю. Эту пагубную привычку тоже благодаря бывшему муженьку приобрела. Кидаю взгляд на стеллаж, набитый бумажками. Стеллаж молчит, и только я слышу за его стёклами крики, плач, звон пощёчин, упрёки, оправдания, угрозы…

Я тихо гашу свет и ухожу со сцены. Я больше не играю в эти игры».

Бабий бунт

Как говаривала бабушка у Галы, мужиков «спортила» война. Во-первых, легендарные фронтовые сто грамм: без стопки за стол уже и не садились. Сколько хороших людей спилось, в мирное время оставив жён вдовами. Во-вторых, тоже по бабушкиному выражению, объявилась послевоенная «петушиная болесть».

Один мужик с фронта возвращался на деревню вдовых баб и девок-пустоцветов. Распушал хвост, как петух в курятнике. Хоть и на одной ножке прискачет, и плохенький, и хвостик щипаный — на это не смотрели. Мужчина, значит — всё.

У кого повернётся язык винить женщин? Природа властно требовала своё: любить, давать завязь, рожать деток. А гордость засунуть в одно место. Вон, черёмуху никто не спрашивает: пришла весна — хочешь, не хочешь, война не война: расцветай и плодоноси.

С войны прошло более полувека — а петушиные замашки у мужчин никуда не делись. По проклятой статистике, уже на десять миллионов «девчонок» девять миллионов «ребят».

У Галиной знакомой, у тридцатипятилетнего сына-холостяка телефон не остывает. Атакуют и дамы в возрасте, и молоденькие девицы. Переговорит небрежно, набросит на крутое плечо пиджак, подмигнёт с порога матери: «Кого пойти сегодня осчастливить?» И ведь не находится такая, чтобы казаться гордою хватило сил, чтобы снять решительно пиджак наброшенный. «А с сытенького, облизанного бабами рыльца содрать маску самодовольства», — мысленно добавляет Гала.

— Балованный он у меня, — вздыхает знакомая. — Женщины сами и распустили. Копается в них, как в корыте паршивый поросёнок.

Женщина винит женщин! Гала поняла, в чём их стратегическая ошибка. Если война закончилась, но война полов продолжается — что же они, женщины, не могут между собой объединиться? Заключить перемирие, не ставить друг другу подножки, не втыкать тайные шпильки. Выступить единым фронтом, союзом, коалицией, заговором, как в «Бабьем бунте». Они-то против нас давно объединились в своих курилках, гаражах, стрип-клубах, пивных и спортивных барах!

— Отчего мы не дружные такие? — сокрушается Гала. — Это только на девичниках выпьем рюмку водки сладкой. В бабьей сырости пьяненько прокричим: «Пусть я сестры по крови не имею-у-у, тебя я буду звать сестрой своею-у-у!» Ага, не дай Бог такую сестрёнку.

Не в нашей ли газете Гала читала загадку: «Плывёт черепаха в море, на спине змея. Черепаха думает: „Сброшу — укусит“. Змея думает: „Укушу — сбросит“. Неужели в этом и есть суть женской дружбы?!

— У Мэрилин Монро лучшая подружка была — девичья подушка. А у меня водка — верная подруженька. С ней и поплачешь, и посмеёшься, — Гала разливает из хрустального искристого графинчика: правда, не водку — коньяк. Мрачно рассматривает на свет содержимое пузатеньких рюмок, цвета расплавленного топаза. Нет, она не прожжённая алкашка. Прожжённую алкашку не поставят ведущим менеджером в солидной фирме.

Есть фильм „Крамар против Крамара“. А у Галы ворох историй на тему „Женщина против женщины“.

„ПЕТУШИНАЯ БОЛЕСТЬ“

Гала вышла замуж юной девчонкой на последнем курсе колледжа. Оба студенты, только по разным специальностям. Хороший простой паренёк, на руках носил, помогал по хозяйству, по субботам пельмени вместе лепили. Двух детишек между делом „слепили“.

После учёбы устроился технологом на трикотажную фабрику. Что называется, попал в малинник. И — понеслась, родимая! Не узнать муженька: закусил удила, заартачился, начал похрапывать и бить копытом.

Принялись бабы со всех сторон усердно дуть ему в уши, напевать, настраивать против жены. Пошли придирки на ровном месте.

„Не видишь, пуговица болтается? — женщины на работе смеются. Ковёр выбивать — женская обязанность. В магазин не пойду — женщины на работе меня уже домохозяйкой с авоськой дразнят“.

И борщ-то у Галы сварен неправильно: на работе женщины угощали — вот это борщ! А Гала пирог на день рождения мужа испекла и послала на цеховое чаепитие — так все кривились, плевались в салфетку и спрашивали, как жена-неумеха его до сих пор не отравила?

И вообще?! Почему Гала за фигурой не следит? Разнесло после родов, как корову, стыдоба. Вон у них, девчата-контролёрши и секретарша Наденька — фигурки точёные, любо-дорого посмотреть, брала бы с них пример!»

Чем дальше, тем больше. Осатанело голодное бабьё. Одна подмигнёт, другая ущипнёт, третья зазывно хохотнёт, четвёртая в тёмном уголке невзначай бочком прижмётся. А все вместе — науськивают на Галу, законную молодую супругу.