Бабье лето - [57]

Шрифт
Интервал

Я спросил, нет ли у Ризаха именья в Нагорье.

Мне сказали, что есть.

Вернувшись домой, я рассказал за обедом моим родным о сегодняшней встрече. Отец очень хорошо знал барона фон Ризаха. В прежние времена он не раз с ним встречался, но давно уже потерял его из виду. В пользу того, что в доме роз меня приютил именно барон фон Ризах, говорило то, что я сам, если только меня не обмануло из-за скорости езды сходство, увидел его, что у него есть в Нагорье имение, что он человек состоятельный, каковым мой гостеприимец, судя по всему, был, и что он обладает высокими умственными способностями, каковыми мой гостеприимец тоже, кажется, обладал. Решили не вести дальнейшего расследования, поскольку мой гостеприимец не пожелал назвать себя, и оставить все так, как есть.

Кроме этих двух совпадений, важных хотя бы для меня, в ту зиму не случилось ничего, что особенно привлекло бы мое внимание. Я был очень занят, часто урывал для работы и ночные часы, и для меня зима пролетела гораздо быстрее, чем то бывало в прежние годы. В общем же меня особенно удовлетворяли те вспомогательные средства, какие дает для образования большой город и каких нигде больше не найдешь.

Когда дни стали длиннее, когда настоящее городское веселье прекратилось и пошли тихие недели поста, я как-то спросил Преборна, почему он не показал мне графиню Тарона, которую так любит, которая так хороша и для завоевания которой он призывал на помощь меня.

— Во-первых, она не графиня, — ответствовал тот, — я точно не знаю ее звания, отец ее умер, и живет она с богатой матерью. Но я знаю, что она не дворянка, чему я рад, потому что и сам не дворянин, а во-вторых, они с матерью не приезжали этой зимой. Вот почему я не мог показать ее тебе, а ты нашел повод посмеяться надо мной. Но сначала ты должен увидеть ее. Все, кому сегодня говорят комплименты, все, кого превозносят до небес, все, кто блистал, — ничто по сравнению с ней, даже меньше, чем ничто.

Я возразил, что вовсе не смеялся над ним, а просто спросил.

По мере того как приближалась весна, я все больше готовился к своему путешествию. В этом году я хотел приступить к нему раньше, потому что собирался, прежде чем уйду в горы, побывать в доме роз. С каждым годом мои приготовления становились обстоятельнее, потому что с каждым годом я приобретал больше опыта и заходил в своих замыслах все дальше. В этом году я решил взять с собой больше принадлежностей для рисования и даже краски. Как вообще обстоит дело с привычкой, так было и в моем случае. Если каждую осень я тосковал по домашнему уюту, то каждой весной я чувствовал себя перелетной птицей, которая должна вернуться в места, покинутые ею осенью.

Когда в марте в городе установились довольно приятные дни, манившие людей на лоно природы, я свои приготовления закончил и тепло, как обычно, простившись с родными, однажды утром отправился в путь.

И тогда, как и теперь, мне очень претило расставаться с близкими ночью и начинать путешествие в ночные часы. Почта же отправлялась тогда в Нагорье лишь вечером, поэтому я предпочел нанять коляску. Загородные дома, принадлежавшие горожанам, еще не пробудились от зимнего сна. Частично они были укутаны соломой или обиты досками, что очень не вязалось с ясным небом и уже повсюду распевавшими жаворонками. Ехал я только по равнине. Добравшись до холмов, я покинул коляску и продолжил путь обычным своим образом — короткими пешими переходами.

Везде я снова рассматривал постройки, казавшиеся мне чем-либо примечательными. Когда-то я где-то читал, что человеку легче узнать и полюбить те или иные предметы, если он видит рисунки с них и картины, чем если видит их воочию, потому что ограниченные размеры рисунка передают в уменьшенном виде и порознь все то, что в действительности предстает большим и в совокупности со своим окружением. Мой опыт это мнение, кажется, подтверждал. С тех пор как я посмотрел архитектурные рисунки в доме роз, я воспринимал произведения архитектуры легче и не понимал, почему прежде не обращал на них такого внимания.

В Нагорье было еще гораздо холоднее, чем в городе в день моего отъезда. Когда однажды утром я дошел до букового леса во владениях моего гостеприимца, где Алицкий ручей впадает в Аггер, воду во многих местах покрывала еще кора льда. Теперь дом роз произвел на меня совсем другое впечатление, чем когда предстал мне белым пятном в сочной, темной зелени полей и деревьев под жарким и душным небом. Поля, за исключением зеленых полос озими, представляли собой еще бурые глыбы голой земли, на деревьях еще не было почек, и белое пятно дома маячило на каком-то бледно-фиолетовом фоне.

Я прошел по шоссе неподалеку от Рорберга и вышел наконец к тому месту, откуда поднимается по холму проселочная дорога к дому роз. Я пошел между заборами и живыми изгородями, пошел по пригорку между полями и оказался перед знакомым садом. Теперь он был совсем другим. Голые деревья вздымали черные и коричневые ветки в синий воздух. Единственной зеленью была решетка сада. На розовом деревце у дома лежала циновка красивой выделки. Я дернул ручку звонка, появился человек, который знал меня и впустил, и я был отведен к хозяину, находившемуся в саду.


Еще от автора Адальберт Штифтер
Лесная тропа

Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Том 3. Над Неманом

Роман «Над Неманом» выдающейся польской писательницы Элизы Ожешко (1841–1910) — великолепный гимн труду. Он весь пронизан глубокой мыслью, что самые лучшие человеческие качества — любовь, дружба, умение понимать и беречь природу, любить родину — даны только людям труда. Глубокая вера писательницы в благотворное влияние человеческого труда подчеркивается и судьбами героев романа. Выросшая в помещичьем доме Юстына Ожельская отказывается от брака по расчету и уходит к любимому — в мужицкую хату. Ее тетка Марта, которая много лет назад не нашла в себе подобной решимости, горько сожалеет в старости о своей ошибке…


Деньги

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Судебный случай

Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.


Спрут

Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).


Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы

В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.


Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.