Бабье лето - [52]

Отец отвечал, что не только отправится как-нибудь в путешествие, но в один прекрасный день и вовсе уйдет на покой, оставив коммерческую деятельность.

Мать ответствовала, что это будет как нельзя лучше и что ей этот день покажется второй свадьбой.

Теперь я должен был назвать отцу отдельные сорта дерева, которые пошли на инкрустации, полы и резные украшения в доме роз. Сделал я это довольно хорошо, ибо при осмотре дома думал об отце и запомнил больше, чем то случилось бы при других обстоятельствах. Я должен был также описать ему, в каком порядке сочетаются эти сорта дерева, какие они образуют узоры и есть ли прелесть в таком сочетании линий и красок. Еще я должен был подробно рассказать о сортах мрамора в коридоре и в зале — как они связаны, какой сорт граничит с другим и как они тем самым оттеняют друг друга. Я часто брал бумагу и карандаши, чтобы наглядно представить увиденное. Отец продолжал задавать мне вопросы, и благодаря их целенаправленной последовательности я смог ответить на них лучше, чем мне думалось.

Мы сидели допоздна, пока мать не напомнила, что пора на покой, после чего мы покинули оружейную комнату и разошлись спать.

На следующий день я принялся готовить свое жилище к зиме. Я постепенно разобрал привезенные с собой вещи и расставлял их привычным образом, стараясь сохранить прежний порядок. На это занятие ушло несколько дней.

В первое воскресенье после моего приезда устроили торжественный обед в честь этого события. Пригласили всех помощников отцовской торговли, подали лучшие кушанья и лучшее вино. Присутствовали и старики, муж и жена, которые были нашими соседями в темном городском доме, их пригласили на этот обед потому, что они очень любили меня и соседка сказала, что я когда-нибудь стану большим человеком. Такие обеды вошли в обычай уже несколько лет назад, и эти старики каждый раз бывали на них.

Наведя у себя в комнатах некоторый порядок, я навестил своих друзей в городе и начал снова проводить вечерние часы в книжной лавке, ставшей любимым моим местопребыванием. Когда я шел по городским улицам, все, что я узнал от того гостеприимного старика, казалось мне вычитанным из каких-то сказок. Но когда я возвращался домой и входил в комнаты со старинными картинами и предметами, все это снова становилось реальностью и могло быть сопоставлено со здешним убранством.

Наконец следы, всегда неразрывно связанные с возвращением домой из долгого путешествия, особенно когда привозишь с собой множество предметов, которые надобно разобрать, — наконец следы эти исчезли из моей комнаты, книги мои стояли и лежали наготове, инструменты и рисовальные принадлежности находились в том порядке, в каком им следовало быть зимой. А зима эта была уже довольно близка. Последние ясные дни поздней осени, так часто выпадающие на долю нашего города, миновали, и пришла туманная, мокрая и холодная пора.

В нашем доме в мое отсутствие произошла перемена. Моя сестра Клотильда, которая до сих пор всегда была ребенком, вдруг стала взрослой девушкой. Я сам, возвратясь, очень этому удивился, она показалась мне даже немного чужой.

Эта перемена принесла на предстоящую зиму и перемену в наш дом. Для столицы большой империи наша жизнь была до сих пор очень простой, чуть ли не деревенской. Круг семей, с которыми мы водили знакомство, был неширок, да и в нем встречи ограничивались визитами по какому-нибудь случаю и играми детей в саду. Теперь стало иначе. К Клотильде приходили подруги, с чьими родителями мы имели связь, а у тех были, в свою очередь, родственники и знакомые, с которыми мы постепенно установили какие-то отношения. К нам приходили гости, мы музицировали, читали вслух, и мы ходили в гости, где тоже развлекались музыкой и тому подобным. Обстоятельства эти, однако, не повлияли на наш дом так существенно, чтобы он вообще преобразился. Кроме друзей, которые у меня уже были и к чьим обычаям я уже привык, я приобрел новых. У них были большей частью совсем другие, чем у меня, интересы, и мне казалось, что они почти во всем превосходят меня. Они тоже считали меня человеком необычным, прежде всего потому, что воспитание в нашем доме было иным, чем в других домах, и еще потому, что я занимался другими вещами, чем те, к которым они устремляли свои желания. Я полагал, что они из-за моей странности уважали меня меньше, чем друг друга.

Они оказывали моей сестре всяческие знаки внимания и старались ей понравиться. Принимали в нашем доме только тех молодых людей, с чьими родителями мы были знакомы домами и чье поведение не вызывало никаких опасений. Моя сестра не знала, что они хотят ей понравиться, и не обращала на это внимания. Мне же в те дни, когда я думал, что сестра выйдет когда-нибудь замуж, приходило на ум всегда одно и то же — что муж ей нужен такой, как наш отец.

Эти молодые люди, да и другие, приходившие в дом вовсе не ради сестры, часто вовлекали меня в свои разговоры, рассказывали о своих взглядах, интересах и развлечениях, а иные доверяли мне свои сокровенные мысли. Так, один из них, по имени Преборн, сын одного старика, занимавшего при дворе высокую должность, часто к нам заходивший, сказал мне, что молодая Тарона — первая красавица города, что она сложена так, как никто из полумиллиона его жителей, как вообще никто и никогда не был сложен и как ни один художник, ни старого, ни нового времени, не смог бы изобразить. Глаза ее способны превратить камни в воск и расплавить алмазы. Он любит ее так страстно, что в иные ночи лежит без сна или ходит по комнате. Она живет не здесь, но часто приезжает в город, он покажет ее мне, и я, как друг, должен помочь ему в его положении.