Бабье лето - [28]
— Здесь, — сказал мой провожатый, — восстанавливаются вещи, изготовленные задолго, порой за много веков до нашего времени и пришедшие в ветхость, — восстанавливаются хотя бы в той мере, в какой это позволяют время и обстоятельства. В старинной мебели есть почти такое же, как в старинных картинах, очарование ушедшего и отцветшего, все более усиливающееся для человека на склоне лет. Он потому так старается сохранить принадлежащее прошлому, что и у него самого есть прошлое, которое уже не очень подходит к новизне подрастающего вокруг него племени. Поэтому мы и основали здесь заведение для старинной мебели, которую мы спасаем от гибели, собираем, чистим, лощим и пытаемся снова ввести в обиход.
Когда я находился в мастерской, как раз шла работа над доской стола шестнадцатого, по словам моего провожатого, века. Она была инкрустирована дощечками разных, но естественных цветов. Только зеленые листья воспроизводились деревом, травленым зеленой морилкой. По краю шло обрамление из переплетающихся и закрученных в спираль веток и плодов. Внутренняя часть, отделенная от обрамления узором из розового дерева красного цвета, изображала на фоне коричневато-белого клена собрание музыкальных инструментов. Они, правда, были инкрустированы несоотносительно с их размером. Скрипки были гораздо меньше мандолины, барабан и волынка были одинаковой величины, а флейта под ними вытянулась в длину, как навой. Но в отдельности инструменты показались мне очень удавшимися, а мандолина была выполнена на редкость чисто и мило, не хуже, чем изображались такие вещи на старинных картинах моего отца. Один из рабочих вырезал дощечки из клена, самшита, сандалового, эбенового, розового дерева и лещины, чтобы все это в измельченном виде как следует высохло. Другой вынимал из доски поврежденные дольки и выравнивал пустые места, чтобы наилучшим образом вставить новые планки. Третий вырезал и обстругивал ножки из кленовой болванки, а четвертый был занят тем, что по раскрашенному чертежу, стоявшему перед ним, выбирал из кучи дощечек те, которые наиболее соответствовали краскам чертежа. Мой провожатый сказал мне, что остов и ножки стола пропали и их нужно сделать заново.
Я спросил, как удается добиться того, чтобы новое подходило к оставшемуся.
Он ответил:
— Мы сделали рисунок, приблизительно показывающий, какими могли быть остов и ножки.
На новый вопрос — как можно это узнать — он ответил:
— У этих вещей, как вообще у важных предметов, есть своя история, и из нее можно вывести представление о виде и строении этих предметов. В ходе времени формы мебели постоянно менялись, и, обратив внимание на эти изменения, можно по сохранившемуся целиком судить о пропавших частях, а по уцелевшим частям представить себе целое. Набросав множество чертежей, каждый из которых включал в себя доску стола, мы таким путем все более приближались к предполагаемому виду данной вещи. Наконец мы остановились на чертеже, показавшемся нам не слишком противоречащим истине.
На мой вопрос, всегда ли у него находится работа для его мастерской, он отвечал:
— Она не вдруг стала такой, какой вы сейчас ее видите. Вначале возник интерес к старинным прадедовским вещам, и по мере того, как он рос, накапливались и предметы, подлежащие восстановлению. Начали мы со всяческих попыток починки. Ошибок при этом было сделано множество. Тем временем число собранных предметов росло, что наводило на мысль о будущей мастерской. Узнав, что я покупаю старинные предметы, мне стали их доставлять или указывать места, где их можно было найти. К нам присоединились и люди, интересовавшиеся предметами старины, писавшие нам о них, а порой и присылавшие соответствующие рисунки. Так наш круг постепенно расширялся. Неумелые починки давних времен тоже давали материал для новой работы, и поскольку работа велась поначалу в разных местах, а места, прежде чем мы здесь осели, часто приходилось менять, то времени уходило много, и предметы для работы накапливались. Наконец мы напали на мысль изготовлять новые вещи. Напали мы на нее благодаря постоянно пребывавшим у нас в руках старинным вещам. Делались эти новые предметы, однако, не в том виде, в каком они теперь в ходу, а в том, какой мы находили красивым. Мы учились у старины. Но мы ей не подражали, как то случается в архитектуре, когда целые здания возводятся в каком-то старинном, например, в так называемом готическом стиле. Мы старались делать для нынешнего времени самобытные вещи со следами учения у прошлого. Ведь и наши предшественники черпали многое у своих предшественников, а те у своих, и так далее, вплоть до ничем не примечательных, примитивных начал. Но везде истинными указателями были творения природы.
— Есть ли такие заново сделанные предметы в вашем доме? — спросил я.
— Ничего значительного, — ответил он. — Иные разбросаны по округе, иные собраны не в этом доме, а в других местах. Если у вас есть или возникнет когда-либо интерес к таким вещам и ваша дорога вновь приведет вас сюда, будет нетрудно доставить вас в такое место, где вы сможете увидеть множество наших лучших изделий.
Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.
Цикл «Маленькие рассказы» был опубликован в 1946 г. в книге «Басни и маленькие рассказы», подготовленной к изданию Мирославом Галиком (издательство Франтишека Борового). В основу книги легла папка под приведенным выше названием, в которой находились газетные вырезки и рукописи. Папка эта была найдена в личном архиве писателя. Нетрудно заметить, что в этих рассказах-миниатюрах Чапек поднимает многие серьезные, злободневные вопросы, волновавшие чешскую общественность во второй половине 30-х годов, накануне фашистской оккупации Чехословакии.
Настоящий том «Библиотеки литературы США» посвящен творчеству Стивена Крейна (1871–1900) и Фрэнка Норриса (1871–1902), писавших на рубеже XIX и XX веков. Проложив в американской прозе путь натурализму, они остались в истории литературы США крупнейшими представителями этого направления. Стивен Крейн представлен романом «Алый знак доблести» (1895), Фрэнк Норрис — романом «Спрут» (1901).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творчество Василия Георгиевича Федорова (1895–1959) — уникальное явление в русской эмигрантской литературе. Федорову удалось по-своему передать трагикомедию эмиграции, ее быта и бытия, при всем том, что он не юморист. Трагикомический эффект достигается тем, что очень смешно повествуется о предметах и событиях сугубо серьезных. Юмор — характерная особенность стиля писателя тонкого, умного, изящного.Судьба Федорова сложилась так, что его творчество как бы выпало из истории литературы. Пришла пора вернуть произведения талантливого русского писателя читателю.
В настоящем сборнике прозы Михая Бабича (1883—1941), классика венгерской литературы, поэта и прозаика, представлены повести и рассказы — увлекательное чтение для любителей сложной психологической прозы, поклонников фантастики и забавного юмора.
Чарлз Брокден Браун (1771-1810) – «отец» американского романа, первый серьезный прозаик Нового Света, журналист, критик, основавший журналы «Monthly Magazine», «Literary Magazine», «American Review», автор шести романов, лучшим из которых считается «Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы» («Edgar Huntly; or, Memoirs of a Sleepwalker», 1799). Детективный по сюжету, он построен как тонкий психологический этюд с нагнетанием ужаса посредством череды таинственных трагических событий, органично вплетенных в реалии современной автору Америки.