Бабье лето - [26]

Шрифт
Интервал

Стоя рядом со мной, когда я рассматривал эту конторку, мой провожатый многое мне показывал и по моей просьбе объяснял непонятное.

Находясь в этой комнате, я сделал и другое наблюдение, наведшее меня на раздумья. Одежда моего провожатого уже не виделась мне такой странной, какой предстала вчера да и сегодня на птичьей площадке. Рядом с этой мебелью она показалась мне сообразной, уместной, и я подумал, что, может быть, еще одобрю такую одежду и что старик в этом отношении разумнее меня.

Кроме конторки, мое внимание привлекли два письменных стола, одинаковые по величине и по форме, но отличавшиеся друг от друга только видом доски. На обеих досках красовались гербы, какие бывали у рыцарей и аристократов, только гербы эти не были одинаковы. На обоих столах они были окружены и оплетены узором из листьев, цветов и растений, и нигде я не видел более тонких, чем здесь, нитей стеблей, усиков и колосьев, хотя они были инкрустациями из дерева. Остальная мебель состояла из кресел с высокими спинками, с резьбой, плетениями и инкрустациями, двух резных скамей, какие в средние века называли «гезидель», резных знамен с картинками и, наконец, двух ширм тисненой кожи с аппликациями в виде цветов, плодов, животных, мальчиков и ангелов из крашеного серебра, которое выглядело как червонное золото. Пол комнаты, подобно мебели, был выложен старинными инкрустациями. Вероятно, из-за красоты этого пола мы оставались, войдя сюда, в войлочных туфлях.

Хотя старик сказал, что эта комната — его кабинет, никаких непосредственных следов работы не было видно. Все, казалось, заперли в ящик или положили на место.

И здесь, когда я высказал свою радость от вида этой комнаты, мой провожатый был, как и в мраморном зале, не очень словоохотлив; но мне все-таки показалось, что на лице его выразилось удовольствие.

Следующая комната имела тоже старинный вид. Она также выходила окнами в сад. Пол здесь был, как и в предыдущей, с инкрустациями, но на нем стояло три платяных шкафа, и комната эта представляла собой гардеробную. Шкафы были большие, со старинными инкрустациями, каждый с двумя двустворчатами дверями. Они показались мне хоть и менее красивыми, чем конторка в предыдущей комнате, но тоже вещами большой красоты, особенно средний, самый большой, с золоченым венцом и очень красивыми узорами из гербов, листьев и лент на вогнутых дверях. Кроме шкафов, здесь были только стулья и стойка с крючками для платья. Внутренняя сторона дверей этой комнаты соответствовала мебели, будучи тоже украшена инкрустациями и карнизами.

Выйдя из этой комнаты, мы сняли войлочные туфли.

Следующая комната, тоже выходящая окнами в сад, была спальня. Мебель была здесь нового образца, но не совсем того вида, к какому я привык в городе. Прежде всего, кажется, здесь принимали в соображение целесообразность. Кровать стояла посреди комнаты и была окружена плотными занавесками. Она была очень низкая, и рядом находился лишь столик, на котором располагались книги, светильник с колпачком и принадлежности для зажигания огня. Еще была здесь обычная для спальни утварь, особенно такая, которая помогает раздеваться, одеваться и умываться. Внутренняя сторона дверей здесь тоже соответствовала убранству.

К спальне примыкала комната с приспособлениями для научных занятий, особенно для естественных наук. Я увидел новейшие инструменты естествознания, изготовителей которых я знал либо лично по встречам в городе, либо по фамилии, если инструменты были из других мест. Здесь имелись инструменты из самых главных областей естествознания. Были здесь естествоведческие коллекции, преимущественно из царства минералов. Между приборами и у стен было достаточно места, чтобы ставить опыты с помощью этих приспособлений. Комната опять-таки выходила окнами в сад.

Наконец мы пришли в угловую комнату дома, окна которой глядели отчасти на главный массив сада, отчасти на северо-запад. Назначения этой комнаты угадать я, однако, не мог, такой она показалась мне странной. У стен стояли шкафы лощеного дуба со множеством ящичков. На ящичках имелись надписи, какие бывают в бакалейных лавках или аптеках. Некоторые надписи я понял, то были названия семян или растений. Но большинства я не понимал. Ни стульев, ни какой-либо другой мебели в комнате не было. Перед окнами были прикреплены полочки, вроде тех, на какие ставят горшки с цветами, но никаких горшков на них я не увидел, да и при ближайшем рассмотрении оказалось, что они слишком непрочны, чтобы выдержать тяжесть горшков. Таковые к тому же наверняка стояли бы здесь, если бы полки предназначались для них, ибо во всех комнатах за исключением мраморного зала на каждом более или менее подходящем месте я видел расставленные цветы.

Я не стал спрашивать своего провожатого о назначении этой комнаты, и он тоже по этому поводу ничего не сказал.

Тут мы снова вышли к покоям, расположенным на южной стороне дома и глядевшим на песчаную площадку и на поля.

Первым из них после угловой комнаты была библиотека. Комната эта была большая, просторная и полна книг. Шкафы здесь были не такие высокие, какие обычно бывают в библиотеках, а как раз такой высоты, чтобы легко было дотянуться до самых верхних книг. И глубины эти шкафы были такой, чтобы книги стояли только в один ряд, ни одна из них не закрывала другую, и корешки всех до одной были видны. Никакой мебели в этой комнате, кроме длинного стола для книг, не было. В его ящике хранились каталоги. При этом общем осмотре дома мы не касались вопроса о содержании имеющихся книг.


Еще от автора Адальберт Штифтер
Лесная тропа

Предлагаемые читателю повести и рассказы принадлежат перу замечательного австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера, чья проза отличается поэтическим восприятием мира, проникновением в тайны человеческой души, музыкой слова. Адальберт Штифтер с его поэтической прозой, где человек выступает во всем своем духовном богатстве и в неразрывной связи с природой, — признанный классик мировой литературы.


Рекомендуем почитать
Кэтрин

Сатирическая повесть, повествующая о мошенниках, убийцах, ворах, и направленная против ложной и лицемерной филантропии. В некоторых источниках названа первым романом автора.


Поизмятая роза, или Забавное похождение Ангелики с двумя удальцами

Книга «Поизмятая роза, или Забавное похождение прекрасной Ангелики с двумя удальцами», вышедшая в свет в 1790 г., уже в XIX в. стала библиографической редкостью. В этом фривольном сочинении, переиздающемся впервые, описания фантастических подвигов рыцарей в землях Востока и Европы сочетаются с амурными приключениями героинь во главе с прелестной Ангеликой.


Надо и вправду быть идиотом, чтобы…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Старопланинские легенды

В книгу вошли лучшие рассказы замечательного мастера этого жанра Йордана Йовкова (1880—1937). Цикл «Старопланинские легенды», построенный на материале народных песен и преданий, воскрешает прошлое болгарского народа. Для всего творчества Йовкова характерно своеобразное переплетение трезвого реализма с романтической приподнятостью.


Неписанный закон

«Много лет тому назад в Нью-Йорке в одном из домов, расположенных на улице Ван Бюрен в районе между Томккинс авеню и Трууп авеню, проживал человек с прекрасной, нежной душой. Его уже нет здесь теперь. Воспоминание о нем неразрывно связано с одной трагедией и с бесчестием…».


Цепь: Цикл новелл: Звено первое: Жгучая тайна; Звено второе: Амок; Звено третье: Смятение чувств

Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881—1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В первый том вошел цикл новелл под общим названием «Цепь».